— Ли, мы считаем, что тебе здесь лучше быть подальше от других детей. Ведь чаще всего ты настраиваешься на мысли тех, кого хорошо знаешь, или тех, кто пережил нечто подобное и в чем-то похож на тебя. Ты ведь знаешь, у нас тут дети эмоционально возбудимые. А вдруг ты настроишься на всех одновременно? Тебе это может сильно повредить.
— Не настроюсь!
— Помнишь, как ты рассказывала про свой детский сад? Как ты настроилась сразу на всю свою группу, и это длилось целых шесть часов? Тебе тогда было четыре года. Помнишь, как тебе было плохо?
— Да, когда я пришла домой, я попыталась выпить йод.— Она снова быстро взглянула на него, и во взгляде ее мелькнула горечь.— Я все помню. Но я всегда слышу маму, когда она в городе. Я и незнакомых людей тоже слышу, постоянно слышу! Я слышу миссис Лоуэри, когда она ведет свои уроки в классе! Я слышу ее! Я и с других планет людей слышу!
— Что касается песни, Ли...
— Вы держите меня подальше от других детей потому, что я умней, да? Я же знаю. Ваши мысли я тоже слышу...
— Ли, я хочу, чтобы ты рассказала, что ты еще думаешь об этой песне, какие чувства...
— Вы думаете, они расстроятся, что я такая умная. Вы не хотите, чтобы у меня были друзья!
— Что ты чувствовала, когда слушала это песню, а, Ли?
Она перевела дух и заставила себя сдержаться; губы ее дрожали, желваки на скулах ходили ходуном.
— Ну скажи хотя бы, понравилась она тебе или нет?
Она с шипением выпустила воздух сквозь сжатые губы.
— Мелодия состоит из трех основных лейтмотивов,— наконец заговорила она.— Они следуют один за другим в порядке снижения интенсивности ритма. Последняя мелодическая линия содержит больше пауз, чем остальные. Эта музыка вообще строится не столько из звуков, сколько из пауз.
— Я тебя еще раз спрашиваю, какие у тебя были ощущения? Разве ты не видишь, я пытаюсь понять твою эмоциональную реакцию?
Она посмотрела на окно. Посмотрела на доктора Гросса. Потом отвернулась к полкам.
— Тут есть одна книжка, я думаю, автор лучше может сказать об этом, чем я.
Она вытащила том из собрания сочинений Ницше.
— Какая книжка?
— Идите сюда,— сказала она, перелистывая страницы.— Я вам покажу.
Доктор Гросс поднялся со столика и подошел. Она уже стояла под самым окном.
Доктор Гросс взял у нее книгу и, нахмурившись, прочитал:
— «Рождение трагедии из духа музыки»... гм... именно в этих диссонансах... кроется идея смерти...
Голова Ли выбила книгу у него из рук. Она вскарабкалась на него, будто обезьянка на какой-нибудь шкаф. Правой за пояс, левая к вороту рубашки, а правая уже за плечо, а левая к открытой форточке. Он схватил ее, когда она успела вцепиться в переплет и одним рывком готова была прыгнуть.
А за окном девять этажей вниз.
Он держал ее за ногу, а она билась как муха в паутине залитой солнцем рамы. Наконец он дернул, и она рухнула прямо ему в руки.
— Я хочу умереть! — кричала она.
— Нет! — кричал он.
Они упали на пол. Девочка билась в истерике. Тяжело дыша, доктор Гросс наконец поднялся.
Она лежала на зеленом виниловом ковре, корчась под звуки собственных рыданий, прижимая руки то к полу, то к животу.
— Ли, ну как тебе объяснить, чтобы ты поняла? Да, конечно, ты перенесла в своей жизни такое, что не всякий взрослый выдержит. Но надо же с этим как-то смириться, надо как-то жить дальше. Это не выход, Ли. Ведь я хочу помочь тебе, понимаешь? Если ты примешь мою помощь, я бы смог...
Но, прижавшись щекой к полу, она продолжала кричать:
— Вы не можете помочь, у вас ничего не получится! Я знаю все ваши мысли, они такие же грубые и скользкие, как и у всех остальных! Ну как можете вы —
Боль, ярость и музыка.
— Ли!..
— Уходите же! Ну пожалуйста!
Вконец расстроенный доктор Гросс с шумом захлопнул форточку, закрыл ее на задвижку, вышел из палаты, не забыв повернуть в двери ключ.
Боль и ярость... сквозь хаос, царивший в ее груди, пробивалась мелодия
Превозмогая усталость, она поняла, что стремление этого человека избавиться от боли нашло прибежище в гармониях и ритмах