Читаем Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года полностью

Гена опять звонил в Москомзем, ему сказали, что дело о нашем участке передали в финансовый отдел Виктору Сергеевичу (наконец-то!). Звонил Гена Борису Овчухову (якобы его капризная Лера недовольна тем, что Гена вчера рисовал её умершую мать). Звонила старенькая тётя Нюра Фатина (родня Гены), рассказывала мне, как лечится своей мочой. Потом позвонила Вера Николаевна, сказала, что едет к нам (Гена её давно просил попозировать для картины). И я стала торопиться – печь пирог с яблоками (ведь сегодня 4-е число, наш ежемесячный праздник – мы с Геной познакомились 4 числа).

Вера Николаевна пришла в 2 часа дня, принесла две сумки разного старья: собачий намордник, какие-то парики, какие-то удобрения, парафин и проч. Я ей подарила новую шариковую ручку (она как-то просила). Моя шарлотка как раз допекалась. И вскоре мы уселись на веранде пить чай как… дачники. Вера Николаевна сразу стала вспоминать и свою дачу, и своих родителей, и много чего из своей интересной жизни (после войны она несколько лет работала переводчицей в Германии). Гена пошёл в зал к картине, потом позвал и нас позировать. На меня надел милицейскую шинель, чуть поправлял фигуру милиционера со спины (уменьшил). А с Веры Николаевны писал старую барыню в кресле в центре картины. Мне было приятно, что вернулся хотя бы временно наш прежний рабочий уклад, как когда-то в мастерской на Столешниковом переулке…

Вера Николаевна без умолку рассказывала – то о «баркашовцах», то о своей психически больной Ирке (дочери) и её соседях по этажу. Я стояла, парилась в шинели. Наконец Гена меня пожалел и отпустил. А Вера Николаевна продолжала сидеть – позировать в парике и красной шляпе. Я отпросилась в магазины, простилась с Верой Николаевной и вышла из дома в 5-м часу вечера. И тут у фасада, на стыке нашего высокого забора с домом, среди ветвей и листьев, я увидела, как сладко спит наш милый Васька, безмятежно спустив лапы с края навеса над… самым тротуаром, по которому ходят люди.

На улице жарища, а у меня опять какой-то аллергический насморк весь день. Была в молочном магазине, в овощном в Малом Рогожском переулке. Деньги тают: килограмм картошки – 1 800 рублей, килограмм творога – 10 000 рублей, 250 граммов сухого молока – 4 945 рублей…

Вернулась в мастерскую около 6 часов вечера. А здесь сонное царство. Гена уснул на кушетке в зале у своей картины. Васька спит уже на веранде. Марта забралась в ящик под столом во дворе. Жара всех разморила. А пионы и ландыши ещё больше распустились. Три бордовых пиона в красивой вазе – сумасшедшая картина! А запах!..

Гена проснулся. Пили кофе на веранде. Он опять прилёг на диван и стал говорить, что ему уже не нравится моя выставка на заборе. В 7 вечера смотрел новости по ТВ. Я ему подсунула бумагу и ручку с намёком – где рисунок-подарок? Но услышала недовольное: «Не заставляй!» (Наша традиция – 4-го числа я ему пеку пирог, он мне дарит свежий рисуночек.)

Я устраивала себе на веранде письменный стол под абажуром: часы, настольная лампа, бумага… Позвонила Варе Пироговой (нашей свахе, художнице), может быть, ей захочется написать красивый натюрморт с наших пионов в вазе? А у Вари транс – якобы вытащили 500 000 рублей. Я наконец уселась, стала делать себе очередную записную книжку. Звонит Варя – нашлись её деньги, просто не так посчитала. Обещает прийти на днях (давно обещает). Ещё звонила Люда Шергина, уже ездила в Лобню в театр «Камерная сцена», Коля Круглов дал ей роль, она очень довольна.

Жарила картошку. Ужинали в 10 вечера. Я сидела на веранде, работала со своими записями – тишина, тепло… Гена во дворе возился с Мартой: уложил её спиной на стол, голову её – себе на колени и чесал ей живот… Марта млела.

Позже всё-таки Гена сделал рисуночек «Страдание и сострадание», принёс мне на веранду. Я там сущая баба-яга, но (чтобы не обижать) сказала, что рисунок мне очень нравится. Лёг он около часа ночи, велел мне не засиживаться на веранде. Ночью и веранда, и сад кажутся просто декорациями в театре. Легла около двух.


5 июня. Среда

Таганка. У Гены жуткий кашель. А у меня, видимо, последствия аллергии: вечером вчера из-за сильного насморка пришлось пить «Супрастин», рано утром сегодня пила «Тавегил». Под утро начался озноб, ломило суставы, и горело горло (будто бы меня переехала телега). Еле встала около 12 часов дня. Заявила Гене, что это его вчерашний рисунок меня убил (где я старая баба-яга). Гена обиделся, обвинил меня в непонимании и рисунок забрал.

Звонил он опять в Москомзем. Виктора Сергеевича, оказывается, звать Александр Сергеевич, он ответил Гене кратко: «Разберёмся». (Гена хлопочет о бесплатном пользовании участком у мастерской.) Потом он мёл тротуар. Ольга Ивановна (вахтёрша «Канта») дала ему много мяса для Марты и Васьки из ресторана (она там подрабатывает). Гена угостил Ольгу Ивановну яблоком. Приходил Толя (охранник, сварщик), забрал свою плитку, отдал покупателю (с ним же и был). Толя обещал прийти в 5 часов вечера приваривать кронштейны к парадному.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное