Около 17 часов я пошла в магазины: в булочную, в молочный, в овощной. Возвращалась в мастерскую по Добровольческой улице, подходила к Товарищескому переулку, и… зазвонили колокола на соборе Сергия Радонежского. Наверху колокольни на просвет виднелись две маленькие чёрные фигуры служителей – один звонил, другой молился – кланялся по сторонам.
Гена совсем разболелся. Сказал, что утром, уже с побаливающей спиной, притащил от голубятни большой фанерный мусорный ящик на колёсиках, будет рисовать его на картине. Гена звонил Шульпину (который сегодня хотел прийти, принести мне журналы), просил его не приходить, так как обещала приехать Гращенкова. Шульпин обиделся. Я варила пельмени, кушали. Чуть протёрла полы. Гена лёг с больной спиной на веранде, сегодня очень тепло. Я провела ему телефон. Звонила опять Гращенкова, расспрашивала, как ехать и как нас найти. Сам он не дозвонился Беловым (никого нет), звонил Максину (занято), Сысолятину (сказали, что уехал в мастерскую), Наташе Тучковой (сказали, что на даче). Я дозвонилась Козловскому – журнал Together с материалом о Гене выйдет 10 июля.
Гращенкова Людмила Николаевна пришла около 9 часов вечера. Смотрела нашу мастерскую, наш дворик-сад, смотрела картину «Воспоминания о коммуналке». Спокойная, доброжелательная, скупая на эмоции женщина. Я жарила сырники. Пили чай на веранде. Тёплый вечер, давно такого не было. Видимо, Людмила Николаевна приехала на разведку – им негде собираться, Лопасы уезжают. Она осторожно говорила о следующей встрече – просила позвать наших друзей, она приедет со своими, можно интересно поговорить, поразмышлять… Ушла она уже около 11 часов вечера. После проводов её Гена повёл меня на пустырь – и там оказался Васька (как и предсказывал Гена). Я Ваську позвала, он прибежал. Принесли его в дом.
Ещё пили чай. Рассуждали о картине, Гена всё-таки сегодня смог немножко над ней поработать – наметил этот фанерный ящик на колёсиках (как бы для инвалида справа). Говорит: «Если меня упрекнут, что таких коммуналок нет, я отвечу, что эта картина просто о том, как люди не умеют жить вместе…»
Потом Гена смотрел телевизор, фильм «Челюсти», об акуле. Я чинила розетку на веранде, возилась на кухне. Гена всё мучился с больной спиной. Я переживала: неужели что-то серьёзное? Лёг он во 2-м часу. Говорит: «Посиди со мной, поговори… Ты что, волосы закручиваешь, что ли?» Я: «А ты бороду тоже закручиваешь?» Он: «Говорят, что волосы вьются только у счастливых людей…» – «У тебя всю жизнь волосы вьются – разве ты всегда был счастлив?» – «Конечно… Хотя мог бы и большего добиться в жизни…»
Я легла в 4-м часу. За окнами ливень. В 4 часа приходил Гена, я читала ему выдержки из Фрейда о Леонардо да Винчи – о его ребячестве, детскости. А он вспомнил, как ему сегодня сосед, скульптор Гена Кузнецов, говорил, что у них несколько лет назад уже был похожий случай с электричеством – не было половины света и у них в мастерской, и в нашем доме, у Никифорова. Они и жаловались, и писали, мучились почти год. Наконец Никифоров завёл шуры-муры с сотрудницей из Мосэнерго – и она быстро помогла, свет починили.
Гена ушёл. Я ещё читала. Уснула уже после пяти утра.
23 июня. Воскресенье
Таганка. Утром в 9-м часу Гене звонил Коля Круглов, просил позвонить – разбудить его в 11 (где-то гулял, не спал). Гена удивился его просьбе, но пообещал разбудить. Больше Гена не спал, только дремал (да ещё спина болела). Позвонил он Коле в 11 – а тот тоже не смог уснуть. Гена звонил Шульпину – что Лебедь требует себе ещё больше полномочий. Потом сам Шульпин звонил Гене, сказал, что вечером хочет прийти, а на больную поясницу Гене велел намотать шерстяной платок (он же врач по образованию). Гена пришёл ко мне, передал совет Шульпина. Я Гене: «Давай „козлёночка“ (пуховую шаль) привяжем прямо на тело, иначе не поправишься». Гена мне: «Поправлюсь – корми лучше…»
Я встала с трудом в 12 часов дня (мешали спать комары, уснула около 6 утра). Кухня. Завтрак. По телевизору передача «Играй гармонь», по-прежнему заводная (я не видела её уже лет 5 – так быстро «утекли в вечность эти года»). Потом передача «Русский мир» – я тоже её раньше любила. Теперь рассказывали о художнике Станиславе Никирееве, жаловались на его «полузабвение». Гена возмущался: «И член-корреспондент давно, и выставок полно было – и всё мало…»
Гена пошёл в зал к картине. Я вчера посоветовала ему убрать «Гинзбурга» в левом нижнем углу, и он там наметил просто отъезжающего – дверь свою заколачивает. Я выходила к Марте – такая теплынь в саду! Не жара, а мягкое тепло, будто не на улицу выходишь, а просто идёшь в другую комнату. Потом варила рис, куриные крылышки. Гена прилёг на веранде – болит спина. Я ему на ушко: «Тебе не кажется, что ты в раю?» Искала Ваську во дворе «Канта», разговаривала с вахтёршей Ниной Ивановной о её котёнке (лысеет). Возле нас кругами ходила раздутая Мурка, опять скоро родит. (Гена мне на днях о Мурке: «Вот вечная судьба женщины…»)