Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

В 1-м часу дня Гена пошёл в сад работать. Я ещё возилась на кухне, кормила Марту. Опять звонили колокола. И я тоже вскоре пошла в сад. Таскали, возили на тележке на пустырь мешки со слежавшимся гипсом, с цементом, бутылки и проч. Праздничная музыка откуда-то доносилась, гуляли граждане по Товарищескому переулку, ходили мимо нас по проулку. В дальнем углу нашего общего двора с «Кантом», где сохранилась старая, ещё довоенная голубятня, собралась по традиции дружная компания местных старожилов – голубятников с подругами. Праздновали, удивлялись нам: «Разве работать на Пасху не грех?» Несколько раз начинался дождик.

Обедали мы в 4-м часу дня. Гена прилёг отдохнуть, уснул. Я ушла в сад одна: свезла на свалку в тележке разбитые гипсы, зачистила асфальт в саду у забора. Потом пришёл Гена, продолжил возить на свалку мешки гипса – они очень тяжёлые, грузили по одному мешку. Я в двух вёдрах таскала на свалку грязь, мусор, лёд. Наконец убрали угол сада. Потом стали расчищать место посередине забора, чтобы туда, под навес, переложить длинные доски. Долбили там лёд, ровняли землю.

Гена послал меня в дом приготовить чай, потом пришёл сам. Звонила ему Наташа Ващенко, племянница из Калуги. Рассказала, что её мать (Женя, сестра Гены, которая живёт на Дальнем Востоке) обменяла свою 3-комнатную квартиру на 2-комнатную. И доплату 9 миллионов отдала младшей дочери Людочке для её переезда с сынишкой в Калугу. А в Калуге только одна комната стоит 30 миллионов. И так как денег на комнату не хватило, беспечная Людочка, живя в Калуге у своей сестры Наташи, купила себе дорогую шубу и стала изменять мужу, который работает на Севере. И тогда наконец Наташа отправила её с сыном к мужу на Север.

Мы с Геной опять закусили. Он стал смотреть телевизор – «Итоги». А я вдруг почувствовала сильную усталость. И в сад работать больше не пошли. Васька гулял на улице вечером часа два, домой никак не шёл, ещё две кошки сидели с ним на нашем заборе – у всех своя жизнь. Гена долго смотрел фильм по телевизору, пришёл ко мне во 2-м часу ночи: «Прочти, что ты пишешь». Я стала читать ему отдельные места. Он: «Всё жду слов об искусстве, а их нет…» Я ему: «А где оно, искусство-то? Сплошная бытовуха. А нет искусства – нет и мыслей об искусстве». Гена парил ноги, лёг около двух часов.

Меня мучила грязь на кухне и в прихожей – везде ошмётки на полу. Подметала, протирала пол. Потом варила вермишель и проч. Легла уже в 5-м часу утра. Состояние бодрое – любимая ночная тишина, одиночество… Вспомнила, что я сегодня нашла божью коровку, Марта в зубах притащила откуда-то мумию крысы, а Гена принёс мне картонку – цветное фото изобилия на столе (когда захочу кушать, посмотрю).

15 апреля. Понедельник

Таганка. Вчера долго убиралась на кухне и в прихожей, уснула ночью уже после пяти часов, а утром Гена меня поднял в 11. Не выспалась, но хотя бы чистота радует. Опять холодно, не топят, наверно, конец отопительного сезона. Я звонила на свою работу, там всё по-прежнему: почти всех сотрудников нашего вычислительного центра давно распустили, прекратили платить даже минимум, наверно, прошлое уже не воротится. Гена ушёл чистить тротуар. Васька, сколько дверей ни закрывай, всё равно то там, то сям лазейку сыщет (то в зале, то в пристройке, то под новой дверью) – и опять на улице.

Гена вернулся. Завтракали. Он прилёг, стал ждать меня – перетаскивать длинные доски с веранды к забору. Я слегка сердилась – у самой много дел. Бегала в булочную. Вернулась. Варила фасолевый суп, вермишель. Фильтровала воду и т. д. Гена ждал, ждал – и уснул.

В сад пошли наконец в 2 часа дня. Перекладывали длинные доски, перебрасывали мелкие. Лежали по очереди на диванном матрасе прямо в саду! Небо синее-синее! Яркий день. На солнце уже жарко (я без плаща и без платка). Высоко в небе парят белые голуби… Жизнь моя, иль ты приснилась мне?! Постоянное праздничное ощущение новизны. Марта это тоже чувствует, возбуждённая, почти не ест, Мишка опять к ней приходил. Гена стал колоть на куски уже полуразбитые ноги скульптуры «Балда» (сказочного персонажа). Никифоровское наследство.

В 5 часов вечера я ходила за батоном с отрубями в Большой Рогожский, потом – в молочный на Таганку. Вернулась. Обедали. И в 6 вечера – снова за работу. Разбрасывали кирпичи, разбирали мелкие доски и добрались наконец до больших листов железа (ими была когда-то обита наша крыша в мастерской на Столешниковом). Марта с Мишкой всё бегали за забором, Гена велел её загнать. Я позвала, бежит, а передняя левая лапа в крови. Уложили её, стали смотреть – рана между коготками… Неужели опять под машину попала?