Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

Мы убирали железо, сортировали его по размерам, завалили опять весь сад, но зато освободили вход на веранду, добрались до земли – там ещё снег, лёд. Я ушла в дом в 10-м часу вечера, переживала за Марту. Гена вскоре привёл её в дом. Дал мне свой ещё милицейский плащ, старый и грязный, чтобы ей подстелить, со словами: «Это мой плащ, я его люблю, я его потом буду носить». Я вспыхнула, мол, тебе пора давать первую группу. Он обозвался в ответ, ушёл в сад. Ненадолго. Вернулся. Мыли Марте лапы, смотрели рану. Она, бедняжка, понимает, не вырывается, но, видно, ей очень больно. Кровь никак не останавливалась. Забинтовали лапу, уложили Марту на подстилку в прихожей.

Пили чай. Потом Гена смотрел 5-ю серию фильма «Иисус из Назарета» (зрелищная, но очень противоречивая сказка). Я опять возилась на кухне с посудой, заваривала чай, доливала в две банки с чайным грибом (Гена постоянно его пьёт). Развязали Марте лапу, кровь остановилась. Она, умничка, лежала, не вставала – такая милая грустная мордочка. От неё и от Васьки идёт удивительное тепло, они душа домашнего уюта, я это почувствовала лишь здесь, на Таганке, рядом с природой… Гена лёг с грелкой около часа ночи (кончились в доме жаркие денёчки). Марта тоже уснула. Я ещё сидела, разбиралась с записями, легла в 3-м часу. Очень прохладно в моей комнате, хотя и включён электрический радиатор.

Соседи-строители про наш перенос забора в проулке молчат, может, не заметили.

Гена мне сегодня: «У тебя лицо изменилось – ты на деревенскую стала похожа…»

16 апреля. Вторник

Ночевали в мастерской на Таганке. Марта с раненой лапой перебралась ночью ко мне в комнату и улеглась у электрического радиатора. Утром она всё ворочалась, мешала мне спать. Я встала после 11 утра. Потрогала носик у Марты – уже холодный, и Гена её отпустил в сад. Сам ходил чистить тротуар у фасада. Я решила сегодня голодать. Кормила Гену, он ушёл во двор работать. Я возилась на кухне, варила кашу. Звонила Тоня Прохорова (родня отца Гены), что придёт в четверг в гости с другой роднёй.

Я – в сад в час дня. Начали убирать кирпичи с веранды вокруг нового входа в дом (недавнего пролома), относили кирпичи к забору, там аккуратно складывали. У Марты карантин, за забор не выпускаем. Она ничего не ест – или по Мишке тоскует, или ещё болит лапа. Возились долго с кирпичами, обоим это надоело. Хотели было уже браться за железо – поднимать оставшиеся большие листы железа на крышу пристройки по лестнице. Но заговорили про арку, которую привезли из мастерской со Столешникова. Притащили её и укрепили над входом на веранду – отлично! Опять взялись за кирпичи. У меня началась лёгкая головная боль от голодания, но таблетку пить не стала.

После переноски кирпичей там же, рядом с ними, у забора под навесом, разгребали кучу земли и разного мусора. Землю раскидывали по сторонам, а кирпичи и гнилые брёвна отдельно. Атмосфера праздничная, какой-то кайф детства. Раздавалась музыка – то там, то здесь. В проулке за забором проходили люди, разговаривали – жизнь вокруг бурлила. А мы тут – невидимые за забором, на независимом островке. Центр сада уже почти разобран – очистилась приятная лужайка. Но Гена стал говорить, что… мол, я обязательно здесь посажу малину, смородину, лук, укроп – везде будут грядки, что надо спешить освободить двор – в мае уже надо сажать…

В 5-м часу вечера я приготовила Гене обед. А сама ходила в кулинарию к метро за костями Марте (она их любила, я думала, что будет грызть). Вернулась в мастерскую. Гена дремал – прилёг после обеда. Марта во дворе к косточке даже не притронулась.

В 7-м часу вечера мы с Геной опять отправились в сад. Поднимали железо на крышу пристройки – грохот, скрежет почти 2,5 часа. Крыша нашей пристройки вровень с окнами 2-го этажа соседнего здания мастерских художников. До окон Олега Ивановича Ардимасова метра три всего. Если он был там, то, наверно, поминал нас недобрым словом за весь этот грохот… Потом пустили Мишку к Марте – и начался очередной спектакль. Мишка сразу увидел у Марты кость и начал её грызть. Марта кость отобрала и стала её зарывать, одновременно заигрывая с Мишкой. Он снова кость разрыл – она опять её забрала. Нескончаемые сценки. Я наблюдала за ними сверху, с крыши пристройки.

А с другой стороны нашего дома, если смотреть с крыши, панорама окон 2-этажного здания «Канта». Там праздничное застолье: из окон то песни, то тосты, то смех… Непрерывно больше часа звонили колокола (Пасха всю неделю).

Я сомневалась, ехать ли мне домой. Помнила, что завтра, в среду, там в соседний подвальчик молоко и творог не привозят… Но Гена посоветовал ехать (проверить надо). И в 9 вечера я ушла на метро. Ехала, читала по дороге рассказы Маканина, очень нравятся. Домой приехала около 10. Стирала, гладила и проч. Легла во 2-м.

Гене звонила около часа ночи – он писал картину в зале.

17 апреля. Среда