Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

Пришёл Шульпин, подарил свои пасхальные стихи (как всегда, ощущение «деланых»). Гена решил поить его чаем в саду. Шульпин сначала пошёл в комнату, смотрел там ТВ-новости о смерти Дудаева. А мы с Геной стали разбирать хлам вокруг стола из длинных досок (который был под сломанным навесом). Поднялась столетняя пыль, грязь. Но кое-как барахло и доски расшвыряли и накрыли часть стола клеёнкой. Уже стемнело. Чаепитие наше началось около 10 вечера. Но сначала отметили Радуницу (поминание предков) – выпили немного портвейна. И вдруг стал накрапывать дождь, скомкал нам весь чай. Гена полез на пристройку закрывать плёнкой верх «галереи», где лежат доски. Шульпин вскоре ушёл. Меня Гена отпустил в дом, кормила Марту, Ваську. Сам он всё возился под дождём, потом решил просто закрыть доски кусками линолеума, долго там перекладывал. Вернулся в дом уже в 1-м часу. Закусывали. Легли во 2-м часу. Холодина у меня в комнате.

24 апреля. Среда

Таганка. Встала в 10:30. Гена уже на ногах. От вчерашней тяжёлой продолжительной работы у него прорвался геморрой, сочится кровь (так уже бывало). Придётся опять ему пить лекарство – шипицу игольчатую. Заявил мне: «Едим теперь во дворе». Я недовольна, сколько же времени и энергии уйдёт на эту процедуру – носить еду и посуду туда, уносить обратно… Но Гена стал меня стыдить, и мне пришлось его кормить во дворе. На улице прохладно, и настроение у обоих какое-то лениво-грустное (не то что вчера). Он не дозвонился в Москомимущество, ушёл работать в сад. Я мыла посуду, ходила в булочную к собору и тоже пошла в сад около часу дня.

Гена продолжил таскать в «галерею» доски от сломанного навеса. Опять он звонил в Москомимущество, а там… потеряли нашу геодезию. Гена позвонил Гришину Михаилу Михайловичу, тот повторил, что всё им передал. В общем, обещали разобраться, велели звонить завтра. Гена опять носил доски, совершенно себя не берёг, несмотря на сочившуюся кровь. Освобождал длинный деревянный стол, который раньше был под навесом. Я ковыряла, чистила и ровняла землю вдоль веранды.

В 4-м часу дня ушла готовить обед. С утра хотела было голодать, но сорвалось – из-за вкусной кислой капусты и тяжёлой работы. Ели дружно вчетвером во дворе с Мартой и Васькой. Потом снова продолжили работать. Я ковыряла-очищала землю от мусора прежних жильцов (видимо, здесь, совсем рядом с домом, когда-то была помойка). И чего там только нет! Следы эпох! И обувь сгнившая, и игрушки старые, и куски тканей… и даже в пакетике сохранился глазок на дверь (простор для воображения).

Гене звонила Галя Шабанова, сказала, что сломала кость у ягодицы, теперь не выходит из дома. Звонил Шульпин, сказал, что Горбачёва избили в Омске, когда он поехал к избирателям. А потом позвонила родственница Тоня Прохорова – они привезли с дачи новый электрический водогрев «ЭВАН» на 10 литров, он им не нужен, хотят отдать нам. Договорились, что я за ним сегодня приеду. И в 7-м часу вечера я пошла на метро, поехала к ним на «Планерную».

Оказалось, что Прохоровы живут через дом от Тамары Мараковой, самой близкой моей подруги. Удивительно! Тоня меня накормила. Я ей подарила свои новые сапоги, которые Гена неудачно купил мне в подарок в Красноярске (оказались малы), а Тоне они как раз подошли. Познакомилась я у них со старушкой, мамой Лёвы, Анастасией Михайловной, двоюродной тётей Михаила Фёдоровича, отца Гены. Потом мы с Тоней и Лёвой ходили в их гараж, они мне отдали этот ящик с водогревом и шёлковый малиновый абажур. Помогли всё упаковать, привязать к тележке. И я двинулась обратно на метро, поехала на Таганку. По дороге читала инструкцию к водогреву и всё думала: какие же хорошие люди эти родственники Прохоровы…

Вернулась на Таганку. Прохладно, накрапывал дождик. В мастерскую пришла в 10-м часу вечера. Гена, весь грязный и мокрый от дождя, переносил в дом посуду со стола из сада и свои рабочие инструменты, чтобы не намокли. Он без меня так всё и убирал, разгребал там в саду вокруг стола. Вытащил из земли громадный старый корень срубленной когда-то берёзы. Огромные гипсовые головы расставил вдоль забора у калитки. В доме жуткая грязь, везде ошмётки земли. Марта и Васька снуют под ногами, бегают уже, где хотят: дверь на веранду открыта. Я начала скорее готовить ужин. Кушали. Звонил Слава Коротихин, что моя фотоплёнка оказалась засвеченной, а его цветные кадры проявились хорошо, занесёт фотографии на днях. В 10 смотрели новости по ТВ: Дудаев погиб, сегодня его хоронили, траур в Чечне. А на презентации в Москве с большим чувством пел Лужков: «Дорогая моя столица…» У нас с Геной сразу слёзы навернулись на глазах.

Потом мы вешали на кухне этот новый малиновый абажур (вместо старого оранжевого) – лучше, светлее стало на кухне. Гена вскоре лёг, в 11 часов. Я принялась мести полы. От пыли и грязи чихала, чесались глаза (возможно, и от аллергии). Гена уснул около полуночи. Я ещё возилась на кухне, легла около двух часов (торопилась к своему Маканину, умеют же люди владеть словом!).

25 апреля. Четверг