Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года

Завтракали. В 12 сильный дождь. Звонил Шульпин, поздравлял «трудящихся от нетрудящихся». После дождя Гена опять в сад. Я попозже тоже туда. На оставшихся трёх свободных грядках (у веранды) посеяла редис, укроп и петрушку. Гена чистил землю, выбирал мусор из земли справа от дорожки. Несколько раз шёл дождик, дождь. Марту отправили гулять за забор. Открыли новую железную дверь из дома на веранду.

После обеда погода улучшилась, а к вечеру и солнышко появилось. Тепло весь день. Гена даже раздевался до пояса. Он сажал яблони и сливы поперёк забора (по краям нового «огородного поля»). Пообрубал много корней огромного дерева, говорил с досадой: «Так легко губить великое, ему, наверно, больше 100 лет…» Развлекала нас Марта, ей хотелось домой, во двор, и она совала под забор то свой нос, то мордочку, то лапы. Иногда Васька проходил по огороду как инспектор. То вдруг сверху опускалась, садилась на грядку огромная ворона…

В 7 ужинали. Звонил приятель, художник Саша Беслик, он тут у нас, на Таганке, не был ни разу, но скучает, хочет повидаться. Говорит: «К вам теперь что в Рязань ехать…» После ужина мы опять пошли на свой огород. Копали, докопали, сделали грядки. Вернулись в дом в 10 вечера. Пили чай с шоколадом и орехами. У меня настроение скакало: то апатия, то восторг. Гена ещё мёл тротуар, я возилась на кухне. Легли спать около часу ночи. Но… у Гены началась бессонница, пошёл в зал, писал картину с трёх до пяти утра…

2 мая. Четверг

Таганка. Гена ночь почти не спал – бессонница. Ночью рисовал в центре картины больного, дауна, с «Историей КПСС». Утром приходил, будил меня: «Семена ждут!»

Я встала в 12-м часу. У Гены в комнате открыта железная дверь на веранду – теплынь! Птички щебечут! Я – на кухню. Чешутся опять глаза, аллергия. Звонила Нинка, что ходила к нам на квартиру на Ленинградском проспекте, а там в дверях у нас записка, она не стала её брать.

Гена стал звонить соседям Акилиным напротив, Банниковым – на 5 этаже, но дозвонился лишь Наташе Богачек – над нами, на 7-м этаже. Наташа тут же сбегала, взяла записку и прочла по телефону Гене. Записка от Волошина, что он едет на майские праздники на Валаам. (Этот Николай Григорьевич Волошин, шофёр из Бишкека, три года назад увидел по ТВ передачу о Гене и решил, что «Неизвестный солдат», которого рисовал Гена в 1974 году на Валааме, – его отец.)

Я делала сырники, завтракали. Гена стал рассказывать мне о Франциске Ассизском, который добром приручил волка. Потом перешёл к страданиям Иисуса Христа. И – неожиданный вывод: что такое наши страдания по сравнению с его?.. Вот, мол, и мне надо терпеть тебя, твой психоз…

Показывал мне, что рисовал ночью в картине, я, конечно, критиковала. Ещё возилась на кухне, чесала, мыла глаза, мучилась, но… всё равно… ощущение, что какой-то день из детства: воскресенье, солнце, тепло, садик, птички…

Потом с двух до трёх ходила по магазинам. Уже жарко. Впервые оделась по-летнему, в юбочке. Возвращалась по Добровольческой улице – откуда-то песня: «Машина пламенем объята… а молодого командира…» – как-то задушевно, по-родному поют. Потом вспомнила: Петя Чусовитин с сыном Пашей пели эту песню у меня на дне рождения.

Вернулась в мастерскую. Гена работал над картиной в зале, рисовал крупного раздражённого чиновника (похожего на Черномырдина). Я пошла на свой огород. Сажала, сеяла семена у забора – неужели всё это вырастет, зацветёт? Постоянно каркали вороны – живут высоко на наших деревьях. Иногда лениво лаяла Марта на цепи у высоких ворот. Я, конечно, опять расчесала глаза. В 7-м часу вечера пошла в дом, а Гена сладко спит на своей постели у раскрытой железной двери на веранду – на свежем воздухе.

Я готовила на кухне. Обедали. Гена опять пошёл к картине, я – на огород. Поливала грядки. Потом чистила от мусора землю у забора, отгораживающего наш садик от Товарищеского переулка. Вышел Гена, стал возить мусор в корыте на пустырь. Сумерки как парное молоко. Достали с Геной шнур-переноску, и я провела свет к месту нашей работы. Откопали в этой замусоренной куче земли старинный навес от ворот. Потом ещё мы ездили за металлической коробкой от дверей во двор у соседнего перекрёстка. И увидели вдруг, как наш Васька спокойно идёт по переулку в темноте – гуляет, уже где хочет.

В дом пришли в 11 вечера. Ужинали в полночь. Гена пошёл искать, звать Ваську – и… обнаружил свет на чердаке, который пробивался из-под крыши. Мы и не знали, что там есть свет! Днём его не видно. Горел, значит, уже давно. Я ещё варила гороховый суп. Аллергия не проходила, состояние болезненное. Легла в 3-м часу.

3 мая. Пятница