Читаем Вблизи холстов и красок. Дневник жены художника. Январь – июнь 1996 года полностью

Таганка. Встала около 11 часов. Гена с 10 во дворе, на огороде. Железная дверь на веранду открыта, яркое солнце. Вышла в сад, а Гена уже разобрал хлам дальше сделанных грядок. Хочет и там копать и делать грядки – чуть ли не до дальнего забора сада. Ветви больших деревьев в саду обрастают кронами, и весь двор наполняется тенью. Любуюсь Геной в работе: у него молодеет лицо, разглаживается кожа, энергия завораживает, на фермера похож… Но за Марту душа болит – так мучается на цепи, бедняжка.

Вернулась в дом. Дозвонилась Тамаре Мараковой – обещает привезти корни мяты со своего огорода. Делала сырники. Завтракали. Спрашиваю Гену: «Как ты сегодня спал? Опять бессонница?» – «Да я уже не помню… Я всегда спал плохо. В художественной школе… все уже спят, а я снова свет включу и рисую кого-нибудь. Герка Сысолятин всегда ногу высовывал из-под одеяла, она у него до полу свешивалась. Кутновский спал в очках…» Я спрашиваю: «А Свитич?» – «А Свитич спал всегда на боку и будто бежал – одна нога вперёд, руки вверх, голова задрана».



Я опять чихала, сморкалась. Гена: «Сиди дома сегодня, а я поеду в совхоз ещё за саженцами…» Стал собираться – на тёплое нижнее бельё надел пуловер, пиджак… Я пришивала оторвавшуюся пуговицу к его брюкам, советовала одеться полегче, жарко на улице. Он смешно отбрыкивался: «Я тебе никогда не нравился…» Одежда его уже пропахла липой, липовые почки повсюду. Поехал с тележкой около часу дня. Мы с Васькой провожали его у дома. Жарко, ветерок, и… львы улыбаются над окнами фасада. Праздничный Товарищеский переулок совсем пустынный.

Через веранду и железную дверь в дом пробралась соседская Мурка из «Канта» и уселась на окошке – пришлось прогнать. Только принялась мыть посуду – и вдруг Гена возвращается. Притащил большую старую полуразбитую пишущую машинку (я вообще-то давно просила у него пишущую машинку). Конечно, весь мокрый, вспотел. Переоделся, ушёл во 2-м часу. Проводила. Потом во дворе жаловалась Людмиле Яковлевне, вахтёрше «Канта», на Мурку. Разговорились – она зовёт меня к ним работать вахтёром, оклад 300 000 рублей. Ещё советует все грядки покрыть плёнкой – от ворон и проч. Тут пришёл дворник Валера, сказал, что завтра погода уже испортится.

Я возилась на кухне, готовила вермишель по-флотски, подметала, считала деньги и расходы. А около трёх часов вдруг приехал на машине скульптор Слава Захлебин с сыном Иваном. Слава был у нас недавно, и Гена ему пообещал отдать глину, оставшуюся от Никифорова. Сын его, скромный парень, учится на 2-м курсе Строгановки, тоже будущий скульптор. Сам Слава, кажется, православный фанатик. Привезли в подарок сухой тортик. Возились они долго, погрузили в машину 15 вёдер глины. Уехали около четырёх часов.

А в 4 часа уже вернулся Гена. Привёз 6 больших саженцев сливы (по 15 тысяч) плюс две вишни в придачу. Договорился там, что завтра приедет за кустами смородины. И ещё купил мне в подарок голубой с рисунком симпатичный поднос (южнокорейский).

Гена сразу пошёл сажать саженцы, я ему помогала. Потом он отпустил меня в магазины. А Марту отправил гулять за ворота. И они втроём – наша Марта, «кантовская» Найда и ещё какая-то собака-бродяжка – истоптали весь огородик голубятников в конце двора у голубятни. Гена потом увидел, очень расстроился. Марта ещё и в луже вся извозилась, Гена посадил её снова на цепь.

Обедали мы в 7.30. Я хотела ехать домой на Ленинградский, но опять сильно расчесала глаза, промывала их чаем, решила не ездить. Лицо у меня уже распухшее, какое-то обезьянье. Гена писал «Коммуналку». Потом опять возили мусор на пустырь и поливали саженцы. Гипсовую русалку от дальнего забора перенесли под дерево к веранде.

Я немного занималась записями, легла около двух часов. Гена ещё смотрел телевизор.


4 мая. Суббота

Таганка. Аллергия никак не проходит. Встала в 9.10, разбудила Гену. Опять легла. Но через 15 минут встали оба. Покормила Гену. Он уехал в совхоз за саженцами. Я снова легла, дремала.

Встала в 12. Пекла праздничный пирог (сегодня наше 4-е число). И вскоре идёт Гена с художником Борисом Пархуновым, встретились только что в метро «Таганская». Знают друг друга с 10 лет: и в МСХШ учились вместе, и в Суриковском институте. У Бориса сын живёт в США, сам он там бывает часто, в общем, полуамериканец. Гена привёз саженцы чёрной смородины и мне подарок – 4 сборничка разных песен.

Гена показывал Борису дом, двор. Сам торопился сажать кустики смородины, они уже с листиками, пышные – по нескольку веточек на одном корне. Пархунов вскоре ушёл, у него, оказывается, тут недалеко мастерская на Таганской улице. Гена стал сажать чёрную смородину у пристройки. Я помогала, но состояние тяжёлое – сморкалась, чесалась. Да ещё меня разозлили его песенники (там и блатные песни, и всякие), денег нет, а он – 40 000 рублей на ветер. В общем, капризничала, а Гена терпел: «Малыш, принеси водички полить…» Носила, поливала. Потом мыла посуду на кухне. Шарлотка моя из новой рыхлой муки не пропеклась. Ещё варила картошку и проч.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное