Вдали от безумной толпы

– О, что же мне делать?! Я не люблю вас и, боюсь, никогда не полюблю так, как жена должна любить мужа. Ежели вы, сэр, зная это, можете быть счастливы моим обещанием выйти за вас через шесть лет при условии, что мой супруг не вернется, то тем самым вы оказываете мне большую честь. Но если вы готовы принять такого рода дружеский жест от женщины, которая уже не уважает себя, как прежде, и почти утратила способность любить, тогда почему…

– Обещайте!

– Я подумаю и скоро вам отвечу.

– «Скоро» означает «никогда»?

– Ах нет, «скоро» значит «скоро». Скажем, в Рождество.

– В Рождество… – повторил Болдвуд и, помолчав, прибавил: – Будь по-вашему. До тех пор я больше об этом не заговорю.

Настроение, охватившее Батшебу, свидетельствовало о том, что душа есть полнейшая раба тела. Состояние неосязаемого духа определяется состоянием осязаемой плоти. Скажем без преувеличения: давление некоей силы, более мощной, чем ее собственная воля, принуждало Батшебу не только дать обещание касательно того, что было так далеко и так неясно, но и видеть в этом принуждении веление долга. Время шло, и чем меньше недель оставалось до Рождества, тем сильнее становилась ее тревожная растерянность.

Однажды вышло так, что между ней и Габриэлем состоялся до странности доверительный разговор, принесший Батшебе некоторое облегчение, однако не принесший ни радости, ни бодрости. Занимаясь проверкою счетов, хозяйка и управляющий случайно упомянули о чем-то в связи с Болдвудом, и Оук сказал:

– Он никогда вас не забудет, мэм. Никогда.

Батшеба и сама не заметила, как поведала Габриэлю о своем затруднительном положении. О том, что Болдвуд сделал ей вопрос и ждет ответа.

– Полагаю, мне следует непременно сказать «да», – печально заключила она. – Мне кажется, если я ему откажу, он лишится рассудка.

– Вы так думаете? – мрачно спросил Габриэль.

– Да, – ответила Батшеба, продолжая говорить в духе безрассудной откровенности. – Господь свидетель: я чрезвычайно встревожена и огорчена, оттого что, как мне представляется, держу в своих руках будущность этого человека. От меня зависит его дальнейшая судьба. О Габриэль! Я трепещу от такой ответственности! Это ужасно!

– Мое мнение, мэм, – проговорил Оук, – таково же, каким было прежде. Без мечтаний о вас жизнь мистера Болдвуда сделалась бы пуста. И все же я не могу себе представить… Я надеюсь, что из этого не следует ничего столь страшного, как вы воображаете. Он, знаете ли, от природы человек темный и странный. Однако, коли все и впрямь обстоит так печально, почему бы вам не дать ему условного обещания?

– Но будет ли это правильно? В прошлом я уже совершала ошибки и теперь знаю: если женщина живет у всех на виду и хочет, чтобы ее хоть немного уважали, она должна быть крайне осторожна. Я боюсь поступить неосмотрительно! Шесть лет… Даже если мистер Трой не вернется, хотя его возвращение не исключено, по прошествии такого срока мы все, вероятно, будем уже лежать в могилах. Безумие какое-то. Не представляю, как он только мог додуматься до таких вещей… Не поступлю ли я дурно, Габриэль? Вы старше меня…

– Восемью годами, мэм.

– Да, восемью годами. Так не будет ли это нехорошо?

– Вероятно, мужчины и женщины нечасто заключают между собою такие соглашения, но ничего дурного я не вижу, – медленно проговорил Оук. – Если и приходится сомневаться в том, следует ли вам выходить за него замуж при каких бы то ни было условиях, так из-за отсутствия с вашей стороны особого расположения к нему…

– Да, я не люблю его, – отрезала Батшеба. – Для меня любовь – к нему ли или к кому другому – дело давно прошедшее. Жалкая изношенная вещь.

– Тогда, по-моему, вы без боязни можете заключить то соглашение, о котором вас просят. Когда бы в вашей душе горело пламя и неопределенность обстоятельств смерти вашего мужа была бы для вас мучительным препятствием, тогда, возможно, вам следовало бы поостеречься. Но хладнокровно заключить с человеком такое желанное для него соглашение – это другое. Подлинный грех, мэм, заключается, по моему разумению, в том, чтобы помышлять о браке с мужчиной, которого вы не любите честной истинной любовью.