Вдали от безумной толпы

Проведя намеченный час в беседах и в наблюдении за веселящимися, Батшеба разрешила Лидди не торопиться, а сама стала собираться домой, зайдя в небольшую гостиную. Здесь, как и в главной зале, стены были украшены остролистом и плющом, ярко горел свет. Не успела Батшеба пробыть в уединении и минуты, как вошел хозяин дома.

– Миссис Трой, вы ведь еще не покидаете нас? Праздник только начался!

– Прошу меня простить, но я хотела бы уйти, – произнесла Батшеба с беспокойством в голосе, памятуя о своем обещании и зная, каких слов следует ждать от Болдвуда. – Поскольку еще не поздно, – прибавила она, – я пойду пешком, а возница и Лидди вернутся, когда пожелают.

– Я все пытался улучить минуту, чтобы поговорить с вами. Вы, должно быть, догадываетесь о чем, – сказал Болдвуд. Батшеба молча потупилась. Он с жаром продолжил: – Так вы согласны?

– На что? – шепотом произнесла она.

– Ах, снова вы хотите ускользнуть! Согласны ли вы дать мне обещание? Никто о нем не узнает, и я не стану вам навязываться, но только дайте мне его – ваше слово! Это будет своего рода деловое соглашение между людьми, не обремененными страстью. – Болдвуд понимал, что представленная им картина неправдива в отношении его самого, однако только такие рассуждения позволяли ему приблизиться к Батшебе. – Обещание выйти за меня замуж через пять лет и три четверти! Вы должны мне его дать.

– Я чувствую, что должна… коли вы требуете. Но я уже не та, какой была раньше… и я… несчастная женщина и не… не…

– Вы по-прежнему прекрасны.

Искреннее восхищение, подсказавшее Болдвуду эти слова, отметало всякую мысль о том, что они могли быть продиктованы желанием польстить Батшебе, дабы успокоить и покорить ее. И все же комплимент не имел успеха.

– С моей стороны нет никаких чувств, – пробормотала Батшеба тоном, доказывавшим правдивость этого признания. – Положение мое непросто, и мне не у кого спросить совета. Но я даю вам обещание, если так нужно. Даю вам его в счет погашения долга и, разумеется, при том условии, что я в самом деле вдова.

– Так вы станете моею женой через неполных шесть лет, считая с этого дня?

– Не давите слишком сильно. Ни за кого другого я не выйду.

– Назовите время, иначе обещание будет слишком расплывчато.

– Я не знаю! Прошу вас, пустите! – Грудь Батшебы стала тревожно вздыматься. – Мне страшно! Я хочу быть с вами справедливой, но притом мне кажется, что тогда я буду несправедлива к себе. К тому же я могу нарушить заповедь! Умер ли мой муж, неизвестно наверняка, и оттого я рискую совершить ужасное! Позвольте мне спросить у адвоката, мистер Болдвуд, имею ли я право что-либо вам обещать!

– Скажите мне то, о чем я так прошу вас, моя дорогая, и оставим этот разговор. Нас ждут шесть лет блаженства, шесть лет любви, а потом женитьба… О Батшеба! Скажите же! – хрипло умолял Болдвуд, не в силах более удерживаться в границах простой дружественности. – Обещайте себя мне! Я этого заслуживаю, клянусь! Ведь никто и никогда не любил вас, как я! И ежели я сказал необдуманное слово и допустил излишнюю горячность, то, поверьте, дорогая, я не хотел вас огорчать. Если бы вы знали, как я страдал, вы бы и собаке такого не пожелали! Иногда я содрогаюсь оттого, что выказал вам свои чувства, а иногда жалею, что не могу выказать их в полной мере! Будьте же милосердны и дайте мне эту малость, ведь сам я готов отдать за вас всю мою жизнь!

Пронизанные светом оборки платья Батшебы трепетали – так сильно было ее смятение. Наконец слезы хлынули у нее из глаз.

– И вы не будете… больше давить на меня? Не будете ни о чем просить… если я скажу, что через пять или шесть лет… – произнесла она сквозь рыдания, когда обрела способность говорить.

– Да, я предоставлю всему идти своим чередом.

– Хорошо. Я выйду за вас через шесть лет, считая от этого дня, если мой муж не вернется и мы оба будем живы, – произнесла Батшеба с печальной серьезностью.

– Тогда примите это, чтобы скрепить наше соглашение. – Болдвуд подошел совсем близко и обеими руками прижал к своей груди ее руку.

– Кольцо? Нет, я не могу его принять! – воскликнула Батшеба. – Нельзя, чтобы о нашей договоренности кто-то знал! Быть может, это все дурно? И в обыкновенном смысле мы ведь вовсе не помолвлены! Не настаивайте, мистер Болдвуд, не нужно!

Не сумев отнять у него руку, она топнула, и в ее глазах опять заблестели слезы.

– Никаких сантиментов. Это просто знак того, что мы с вами заключили соглашение, – произнес Болдвуд более спокойным голосом, продолжая крепко сжимать руку своей любимой. – Ну давайте же! – И он надел ей кольцо.

– Я не могу его носить! – произнесла Батшеба, плача так, будто ее сердце разрывалось на части. – Какой безумный план! Я почти боюсь вас! Пожалуйста, я хочу домой!

– Только сегодня! Пусть оно будет у вас на пальце, пока длится этот вечер! Доставьте мне такую радость!

Батшеба опустилась в кресло и закрыла лицо носовым платком, хотя Болдвуд все не выпускал ее руки. Словно отчаявшись, она прошептала: