Вдали от безумной толпы

– Хорошо. Сегодня вечером я согласна его надеть, если вы так сильно этого хотите. Теперь пустите руку. Сегодня вечером я буду, буду его носить.

– И это станет началом приятного времени моего тайного жениховства, которое завершится свадьбой?

– Полагаю, да, раз вы настаиваете, – проговорила Батшеба, не имевшая более сил сопротивляться.

Болдвуд в последний раз сжал ее руку и выпустил.

– Теперь я счастлив. Да благословит вас Господь!

Он вышел и немного погодя, решив, что Батшеба, верно, уже в достаточной мере успокоилась, послал к ней одну из служанок. Скрыв, насколько это было возможно, следы слез, гостья в пальто и в шляпке сошла в сопровождении девушки вниз. Путь к парадной двери пролегал через пиршественную залу, и Батшеба остановилась на лестнице, находившейся в углу, чтобы на прощанье окинуть взглядом собравшихся. В эту минуту никто не танцевал, музыка не играла. Работники, сидевшие в отведенном для них конце стола, о чем-то перешептывались, обмениваясь хмурыми взглядами. Болдвуд стоял у камина, поглощенный мечтами о том, что сулило ему полученное обещание, и, казалось, ничего вокруг не видел, однако даже он заметил странное поведение своих гостей и потому спросил:

– Чем вы так озабочены, друзья?

Один из мужчин обернулся и смущенно ответил:

– Лейбен Толл кое-что слышал, сэр.

– Какую-то новость? – спросил фермер весело. – Кто-нибудь женился, обручился, родился или умер? Говори, Толл. А то, глядя на тебя, можно подумать, будто случилось нечто в самом деле ужасное.

– Нет, сэр, никто не умер, – ответил Лейбен.

– Хотя лучше бы умер, – прибавил Сэмуэй еле слышно.

– Да в чем же дело, Сэм? – произнес Болдвуд немного резко. – Если есть что сказать, выкладывай, а нет, так заводи новый танец!

Сэмуэй подтолкнул Толла.

– Миссис Трой сошла. Коли ты с нею хотел говорить, то давай сейчас.

– Вы понимаете, о чем они ведут речь? – спросил Болдвуд у Батшебы, стоявшей на другом краю залы.

– Понятия не имею, – ответила она.

Раздался гулкий стук в дверь. Один из слуг тут же отворил ее и вышел на крыльцо, а затем, возвратившись, доложил:

– Спрашивают миссис Трой.

– Уже иду, – отозвалась Батшеба. – Правда, я не просила, чтобы за мною присылали.

– Это незнакомец, мэм.

– Незнакомец? – переспросила она.

– Проси его войти, – сказал Болдвуд.

Через секунду на пороге показался Трой, замаскированный до самых глаз, каким мы его видели ранее. Воцарилась зловещая тишина. Все воззрились на нового гостя. Те, кто уже слышал о вероятном возвращении отставного сержанта, тотчас узнали его. Те, кто не слышал, пришли в замешательство. Ничей взгляд сейчас не был обращен на Батшебу, которая стояла, прислонившись к перилам лестницы. Брови ее нахмурились, губы разомкнулись, лицо побледнело, темные глаза неподвижно смотрели на вошедшего.

– Входите, входите же, незнакомец! – приветливо произнес хозяин дома, оказавшийся в числе тех, кто не узнал Троя. – Осушите вместе с нами рождественский кубок!

Незваный гость прошел на середину комнаты, снял шапку, опустил воротник пальто и прямо поглядел Болдвуду в лицо. Но и теперь тот не узнал человека, посланного Небом ему в насмешку. Человека, который однажды уже ворвался в его жизнь и похитил его счастье, а теперь возвратился, чтобы проделать это снова. Трой расхохотался и только теперь был узнан. Он повернулся к Батшебе. Невозможно ни вообразить, ни передать горестного смятения, овладевшего ею. Она бессильно опустилась на нижнюю ступеньку лестницы. Губы посинели и пересохли, неподвижные глаза глядели на Троя так, будто она спрашивала себя, не видение ли он.

– Батшеба, я пришел за тобой!

Она не ответила.

– Идем же со мной, идем!

Она чуть пошевелила ногой, но не встала. Трой подошел к ней и властно повторил:

– Идемте, мадам, или вы меня не слышите?

От камина донесся странный голос – такой далекий и мрачный, словно он звучал из подземелья. Едва ли кто-либо из собравшихся сразу узнал голос Болдвуда.

– Батшеба, ступайте к мужу!

Она не пошевелилась: теперешнее состояние сделало ее неспособной к любой деятельности. Это был не обморок, а душевное оцепенение сродни недугу, который медики именуют gutta serena[77]: сознание Батшебы на минуту погрузилось в кромешную тьму, хотя внешний ее облик не изменился. Трой протянул к ней ладонь – она отпрянула. Раздраженный тем, что жена так явно его страшится, он схватил ее за руку и резко дернул. Возможно, это прикосновение причинило Батшебе боль, а возможно, оно само по себе внушило ей отвращение. Так или иначе, она, вывернувшись, вскрикнула. За этим криком, коротким и негромким, внезапно последовал оглушительный хлопок, гулко разнесшийся по зале. Дубовая перегородка вздрогнула от сотрясения. Все онемели. Помещение наполнилось серым дымом.