Он не говорит о каких-либо мистических видениях, о сверхъестественных существах, об иных мирах. Свою веру укрепляет мыслительной работой, но мне показалось, что он многое скрывает. Возможно он не желал говорить о своем религиозном опыте так как знал, что я психолог. Моя встреча с ним обязана упорству его обеспокоенных родственников, которые не хотели оставлять его в одиночестве, пытались вернуть к обыденной жизни.
О прежней его жизни мне известно только от его родных. Описания обилуют словами «замкнутый», «одинокий», «странный». Это говорит о том, что они слабо его знали. Родителей нет в живых, в семье рос один, почти все детство проводил в квартире, так как у него случались припадки эпилепсии, которые однажды неожиданно прекратились. Из-за припадков ему нельзя было посещать школу, его отводили на дом к преподавателю, который был на пенсии и жил недалеко.
Сами родственники не догадывались и только после моего уточняющего вопроса стали вспоминать, что именно после начала домашнего обучения у старого учителя жалобы родителей на припадки у нашего героя прекратились. От самого учителя тоже не было срочных звонков и вызовов скорой. Более того, родители подозревали, что наш герой иногда симулировал приступы. Также они были удивлены неожиданно появившимися рассуждениями на философские вопросы; считали, что их ребенок одарен умственными способностями.
О наличии некоего учителя я узнал от родственников уже после разговора с нашим героем, потому имени не смог уточнить, так как они его в глаза не видели и точного адреса не знали. По месту родительского дома мне удалось найти адрес одного из бывших преподавателей который жил в том же квартале, но он умер пятнадцать лет назад. Соседи помнят его как обыкновенного приветливого, но неразговорчивого старика, который жил сам, любил долгие прогулки и приносил из библиотеки книги. Никто из тех, кого мне удалось опросить, не помнят, чтобы он учил детей, будучи на пенсии.
Я не упорствую в исследовании ранней жизни нашего героя, так как считаю излишним поиск мотивов в прошлом, что стало привычной практикой в современной терапии. Меня интересует личность как таковая, ее склад ума и образ мышления. Современные исследователи недооценивают силу влияния мыслительной работы на личность и ее склонности, так как имеют слишком ограниченный доступ к результатам этой работы, которая производится в уме. Поэтому стало привычным исследовать только доступное и отвергать как нечто изменчивое, а значит несущественное, мысли человека – принято рисовать общую картину личности основываясь только на том, что поддается исчислению или вписывается в данные статистических таблиц.
Меня интересует мыслительная работа исследуемой личности, а у человека, которому посвящен этот раздел, эта работа столь велика, что на самом деле достойна отдельной книги.
Я всегда был уверен, что все религиозные деятели, отшельники и мистики, святые и пророки, все они стремятся удовлетворить человеческую потребность объяснения. Из моих прошлых работ, где я подробно исследовал эту потребность, читатель знает, что отсутствие объяснения мучительно для ума человека, поэтому он стремится произвести его любым путем. Потребность объяснения есть побочный эффект развития рефлектирующего разума, свойственен только человеку, отчего тот охотно выдумывает – и верит в то, что сочиняет. Отсюда проистекает мифология, религия, даже наука. Последняя имеет отличие только в том, что научная выдумка подвергается многократному испытанию, прежде чем будет признана удачной. После этого выдумку называют открытием, а после законом или фундаментальным принципом.
Для героя этого раздела само творчество является предметом веры. Он не принуждает себя и других верить в какие-либо частные выдумки, вроде невидимых существ, потайных сил, параллельных миров, но считает саму возможность сочинять, творить, искать новые сочетания смыслом жизни и существования мира вообще. Когда он говорит «бог», то не мыслит отдельное от человека и мира создание, но утверждает «творца», бытие которого есть жизненный порыв к открытиям, ощущаемый каждым человеком; всеобщность и власть этого порыва выражается как «сознание», единое для всех живых; деятельность личности под контролем единого для всех сознания отпечатывается в следах памяти, которая материальна и вся целиком, вся память вселенной, может быть доступна каждому – случайно во сне, как видение, или как внезапное открытие уникальных знаний и способностей.
Могу сделать вывод, что «бог» исследуемого здесь человека, наиболее «реальный» из всех богов, выдумки о которых мне пришлось изучить. Понятие этого бога сливается одновременно с понятием о человеке, о людях, о всем живом вообще.
Должен честно признаться: если бы меня силой принудили выбрать какую-либо из религий, я бы выбрал веру этого странного отшельника.