Вдохновленные розой

Испаганские розы на ложе их мшистом,
Померанцы, моссумский жасмин белоснежный
Не сравнятся своим ароматом душистым
С легким вздохом Лейлы, лукавым и нежным.

Как коралл ее губы, а смех ее нежный

Звонче трели ручья на лужайке душистой,
Звонче ветра в жасминных кустах белоснежных,
Звонче птиц, распевающих в гнездышке мшистом.

<…>

О Лейла, с тех пор, как печально и нежно
Поцелуи покинули рот твой душистый,
Не томит ароматом жасмин белоснежный,
Отуманились розы в оправе их мшистой.

Пусть вернется ко мне мотылек этот нежный,

Твоя юная страсть горяча и душиста,
Чтобы ожили снова жасмин белоснежный,
Испаганские розы на ложе их мшистом³⁸.

Пер. Э. Фелъдман-Линецкой

По всей видимости, спящая дева – образ собирательный, идеалом Леконт де Лиля являлась воображаемая спящая женщина, женщина грезящая, «не пробужденная Богом», какой она описана в стихотворении «Воспоминание». Образ спящей девы, ожидающей пробуждения поцелуем, был распространен как в романтизме и в Парнасе, так и в литературе прежних веков, к примеру в «Спящей красавице» (1697) Шарля Перро. Дева, спящая в лесу под деревом, могла быть реминисценцией красавицы из знаменитой сказки.

С точки зрения флорообразности этого сюжета интересны три произведения: «Воспоминание» (1855), «Под густолиственной смоковницей» (1875–1876) и «Розы Исфахана» (опубликовано в «Трагических стихотворениях» в 1884 г.). Леконт де Лиль создает три вариации одной темы: античную, ветхозаветную и древнеиранскую³⁹.

Людвиг Зюссман-Хелльборн.

Спящая красавица (1878)

Спящая у дерева дева – дух этого дерева, Божество, спящее в нем. В стихотворении на античную тематику спящая дева – дриада под кроной дуба, в библейском – Ева, спящая под смоковницей, в иранском – Лейла, отдыхающая в тени персидских роз («Роза Исфахана»).

Фитонимы играют в трех стихотворениях важную символическую роль, именно флора переносит читателя в ту или иную атмосферу. Дуб символизирует миф о дриадах, смоковница – легенду о грехопадении (Быт. 2:9, «Посреди рая росло дерево знания добра и зла – смоковница»)⁴⁰, розы говорят о средневековой Персии. Не стоит забывать и первый импульс, некую реальную девушку, спящую под огромным деревом, увиденную Леконт де Лилем на острове Реюньон. Его юная красавица переносится из одного культурного ареала в другой, меняются костюмы и декорации, но она продолжает спать. Сон красавицы может быть истолкован как отражение образа девственной, недоступной красоты – средневековой розы или Льеноры из рыцарского романа, – идеальной для Леконт де Лиля.

Роза в реализме и натурализме

В реализме XIX в. роза – деталь быта: розы в саду, розы на одежде, традиция дарить букеты, розы для создания атмосферы в доме. И в литературе, и в живописи мы имеем возможность наблюдать за судьбой различных видов роз в данную эпоху. Это столетие в культуре – апология цветов вообще и роз в частности.

Гюстав Флобер, главный представитель французского позднего реализма, опирающийся в своей методике письма на последовательный опыт (в том числе на изучение цветоводства), использует образ розы в качестве бытовой, садоводческой и атмосферной детали в романе «Госпожа Бовари» (1856). Его розы – это цветы из самой жизни, цветы из реальности. Их мистический символизм присутствует лишь отдаленно, как легкий намек на любовь или смерть, не более того.

Прежде всего – это цветы, срезанные в саду перед домом в Ионвиле, которые Эмма привозит Леону в Руан: «Везла у себя на груди розы из Ионвиля и потом осыпала ими Леона»⁴¹ (пер. с фр. Н. Любимова). Розы украшают прическу Эммы: «Волосы, слегка взбитые ближе к ушам, отливали синевой; в шиньоне трепетала на гибком стебле роза с искусственными росинками на лепестках». Розами же Эмма украшает комнату, ожидая Рудольфа: «Перед его приходом она ставила розы в две большие вазы синего стекла, убирала комнату и убиралась сама, точно придворная дама в ожидании принца». Наконец, засохшие пыльные розы с письмами от Эммы, символ ушедшей любви, вызывают у Рудольфа тягостное отвращение.