Вдова Хана

И он не прекращает двигаться. Продлевая нашу агонию, проталкивая ее внутрь меня, срастаясь со мной в одно целое.

* * *

Потом мы лежим голые у костра, который с грязными руганями разжигал мой муж первобытными методами, и, когда я смеялась, ругался и на меня, пока наконец не появились первые искры, и он не раздул пламя, разложив возле него одежду, и не улегся, пристраивая меня сверху на себе, чтобы мое обожженное тело не касалось земли. За костром умостилась Лала, она сушила свою полосатую шерсть и щурилась довольная.

Мы не спали. Мы говорили всю ночь. Еще никогда столько не разговаривали за всю нашу совместную жизнь, и я чувствовала, как руки Хана гладят мою спину, мою голову с очень коротким ежиком волос.

— Не уходи! Давай пойдем вместе. Мне уже лучше. Я отдохнула, я не голодна и выдержу дорогу.

— Нет! Тебя лихорадит, и ты еле на ногах держишься. Я быстрее дойду один. Мне будет спокойней. С тобой останется Лала.

— Я боюсь оставаться одна!

— Я вернусь очень быстро. Мы немного заблудились, но теперь я знаю, куда идти.

— Хорошо. Я буду ждать.

— Никуда не уходи, слышишь? Иначе я не смогу найти тебя.

— Не уйду.

Он одевался в просохшую одежду, а я заматывала ему ноги обрывками ткани с подола своего платья, приматывая кору деревьев к ступням, чтобы немного смягчить трение о сухую траву. Перед тем как уйти, Тамерлан вдруг резко наклонился ко мне.

— Я люблю тебя, Вера. Теперь я знаю, что твое имя — это и есть вся ты…

Слезы выступили на глазах стремительно быстро, я не смогла сдержать их и рывком обняла его за шею.

— Нет… я Ангаахай, твоя птица, твоя…

— Моя птица, мои крылья. — шептал и целовал мою шею. — Надо идти. До ближайшей деревни сутки или чуть больше. Если там будет транспорт, то через два дня я вернусь за тобой.

Самое трудное — это ждать. Каждая минута кажется столетием. И только после его ухода я ощущаю, насколько на самом деле я истощена. Мои ноги так же сбиты в кровь, мои руки изранены. Моя кожа вспухла в отдельных местах волдырями, и прикоснуться к ней невозможно. Ее стягивает и жжет. И он прав — меня лихорадит. Почувствовав, как я дрожу, Лала пришла ко мне и легла рядом, а я зарылась в ее шерсть руками и начала согреваться.

Прошли сутки. Я с трудом доходила до воды, мочила распухшие ноги, ненадолго становилось легче, капала водой на лицо, на кожу головы. Оборвала еще кусок тряпки с подола и обмотала голову, соорудив какое-то подобие тюрбана. Кусты возле реки укрыли меня от жары, но она уже шла на спад, а вдалеке небо пронизывали зигзаги молний.

Я долго не могла уснуть, лежала на боку Лалы и смотрела на небо, которое постепенно затягивало тучами, становилось прохладно. Как вдруг Лала повела ушами, вскочила на четыре лапы, постояла какое-то время и умчалась в темноту.

И вот именно сейчас стало по-настоящему страшно. Я сидела на земле, озираясь по сторонам, прислушиваясь к темноте, к каждому шороху.

Снова хотелось есть, и урчало в животе. Но хотя бы не мучила жажда. Силы не возвращались, и я чувствовала себя опустошенной и разбитой. Сидела, прислонившись к дереву, и смотрела в темноту, то закрывая глаза, то открывая.

Едва засыпала, мне снились кошмары. Снилась Албаста с церберами на цепЯх, снилось, что она нас нашла.

Проснулась от рокочущего звука и от того, что кто-то тащит меня за платье.

Открыла глаза и увидела Лалу, она топталась на месте, бежала вперед и снова возвращалась. Словно звала меня куда-то. Нервничала, металась.

— Что? Что случилось?

Снова тянет за платье. А я помню, как Хан говорит мне не уходить, что, если уйду, не сможет меня найти. Но она тянет, скулит, настойчиво и иногда грозно. Пока я все же не иду за ней, едва переступая израненными ногами. Чувствуя, как кружится от слабости голова.

Она куда-то меня ведет и даже пытается подгонять, толкает мордой в поясницу, тянет за юбку.

Вдалеке на траве виднеется силуэт человека. Он лежит, раскинув ноги. И силы сами наполняют тело, они берутся из каких-то резервов подсознания. Я бегу вперед, бегу, с отчаянием узнавая в силуэте своего мужа.

Рухнула рядом на колени и с расширенными глазами смотрю на его бледное лицо, на опущенные синеватые веки. Он не шевелится… и рядом в траве валяется блестящая черная змея.

Я закричала так громко, что, кажется, содрогнулась земля и затрепетала трава. Он словно услышал меня и едва заметно пошевелился, дрогнули веки.

— Птичка…надо…надо убрать яд… — едва шевеля губами.

Дальше помню, как искала место укуса, как отсасывала яд, как плевалась им и снова отсасывала. Никто не учил… так было написано в книгах. Потом сильно связала ногу на бедре. Вот и все… как идти дальше? У меня не хватит сил его нести, не хватит сил даже тянуть.

Вдалеке раздались раскаты грома. Вот-вот начнется ливень.

Глава 20