Вечна только ты…

Я снова избой растревожен,
Которой уж двести лет!
Иду пожелтевшей пожней
На тусклый оконный свет.

Вот хрупают где-то кони,
Их сиверко-ветер бьет.
В студеном осеннем звоне
Деревня моя живет.

Я снова дорогой болен
И нежным дыханьем рек,
И каждый репейник в поле
Мне дорог, как человек!

Но время – проклятая пропасть,
И, может быть, стал другим
Мой друг полевой репейник,
Что в юности был любим.

В деревне я – значит, дома.
От печки и курева дым,
Хрустит на поветях солома
И кажется мир другим.

Белая сирень

Ушла она… Я помню в сквере тень
Ее волос… Цветы и плач на даче.
Наверно, так же белая сирень
И гнется, и ломается, и плачет.

Ушла она – покончила с собой,
Иль с ней покончили – никто не знает.
Сирень не так, конечно, отцветает…
Не так, увы, и ночь сменяет день.

Она ушла от яда суеты.
Душа ждала признанья, чувств размаха.
Но покрывались ее губы прахом
От унижений, лжи и нищеты.

Прими, земля, ее среди берез,
Цветов, которые она любила!
Где смех ее?! Где радость, горечь слез?!
Все рухнуло и в пепел превратилось.

«Поутру было ясно, тихо…»

Поутру было ясно, тихо.
Тепло. Весна. Капель.
Вдруг заплела пурга-портниха
Веретяную трель.

За нею радостно и нежно
В простор и неба гладь
Спешило утро белоснежное,
И не хотелось спать.

Ласкалось солнце с облаками,
И, плавая в тиши,
Сливало с утренним сияньем
Сияние души.

День, как душистое цветенье
Лесов, полей и трав,
Искал в природе вдохновенья
И он был прав.

«Может, слишком я северный…»

Может, слишком я северный,
Запорошен пургой,
Градом лютым проверенный,
Окольцован избой.
Может, слишком я спорный
По-наивному смел, —
В детстве брошен был в прорубь, —
Еле вылезть сумел.
Крепну я не от гетто
Небоскребов-клетух —
От лесов, пашен, ветра
Разум стойкий и дух.
Может, слишком я северный,
Запорошен пургой,
Только ложь, лицемерие —
Это почерк не мой.
Я хочу жить не в клетке,
Как подстреленный волк.
К людям искренним, светлым
Я с любовью пришел.
Буду строить Россию
Как родную избу,
Все уклады, все стили
Сохраню, сберегу.

В поле

Анатолию Семенову

Спросил меня Толя:
– Что делаешь в поле?
Ему я ответил:
– Таскаю навоз.
Мужик он отличный,
Задира прикольный,
Подметил с ухмылкой:
– Горбатить хорош.
Сближает земля нас,
Работа и люди,
Которые тоже таскают навоз.
Но вот интересно —
Уж заполночь будет,
А разве кто скажет:
«Горбатить хорош!»
Вот так наша жизнь —
Бесконечное рабство.
То сеем, то пашем,
Не видно конца.
Мы дети земли —
России богатство.
Как жаль, что богатство
– Увы! – не в руках мудреца.

Ода осине