Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Конечно, этот, как бы выразился Боборыкин[205], мусьяк ничего не стоил по сравнению с мужем несчастной женщины, крупным ученым и благородным до мозга костей человеком. Но в ней очевидно с выздоровлением от зловещего недуга проснулась бурная жажда наслаждений и опьянения текущим моментом. Понятно, что совсем не глупая старая швейцарка Тьо (вторая жена покойного дедушки Марины), приехав в Нерви, с ужасом глядела на создавшийся там гадюшник и делала все что могла, чтобы оторвать внучек от вредного влияния.

И, по счастью, католический пансион в Лозанне, куда их потом поместили, во многом их отрезвил. Но, похоже, Марину больше, чем Асю. Там проникнутые добротой директриса и умный вдумчивый священник, monsieur l’abbe, учили их совсем иному, чем демонический «тигр» Кобылянский, будущий большевик.

Серый и скучный пансион в Германии, в котором приехавшую туда их маму постиг рецидив болезни, возвращение в Россию, в Крым, затем в Тарусу, где Мария Цветаева, урожденная Мейн, умерла и, затем, постепенное погружение в богемный быт Серебряного века, предстают нашим глазам в изложении Аси. А этот последний период мы уже знаем в преломлении Марины.

Стремительный брак Марины с Эфроном по крайней мере прочен и навсегда, хотя и таит в себе путь для нее к гибели. Замужество же Аси с Трухачевым, какое-то насквозь нелепое, лишенное всякого взаимопонимания и сразу порождающее конфликты, чревато разрывом.

А тут их всех постигает сперва война, а позже – ад революции, с голодом и муками, потерей близких людей и всех условий нормального существования. К счастью для профессора Цветаева, он мирно скончался до наступления этих страшных, апокалиптических времен.

Странное дело! Из записок Аси мы узнаем, что она с Мариной была вместе, делила нужду и лишения послереволюционных лет. А ведь Марина об этом нигде не упоминает! Когда ее читаешь, создается впечатление, будто ее с сестрой события тогда разлучили, и они страдали порознь. Отчасти это объясняется, быть может, тем, что вот, оказывается, Ася сильно ревновала Марину к Волконскому, дружба с которым ей сильно не нравилась.

С момента действительной, и окончательной разлуки, с отъезда Марины заграницу, интерес «Воспоминаний» резко уменьшается. После того как Марина попала за рубеж, они встречались лишь один раз, эпизодически и ненадолго.

Заключительная часть книги посвящена знакомству Анастасии Цветаевой с Горьким, который явился предметом ее неумеренного и чрезмерного обожания.

Трудно не удивляться ослеплению вполне, казалось бы, культурной женщины, ставящей Горького на один уровень с Достоевским и выше Розанова!

А уж восхищение вполне бездарным и скучнейшим «Делом Артамоновых» и поздними, нудными и вялыми пьесами Горького и совсем непонятно! Пошлые и неглубокие высказывания ее кумира, которые она для нас заботливо сберегла, – право же не стоило труда и записывать!

Последняя же встреча с сестрой, в Париже, явно свидетельствует в ее передаче, что они к тому времени перестали друг друга понимать, и их связывало только прошлое.

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 7 января 2005 г., № 2787, с. 3.

А. С. Гершельман. «В рядах добровольческой Северо-Западной Армии». Часть I (Москва, 1997)

Книжка (вернее брошюра, в 85 страниц) написана хорошим, ясным языком, за которым чувствуются правдивость повествования и меткость наблюдений.

Она тем более ценна, что большинство публикуемых сейчас воспоминаний и материалов относятся к армиям Деникина и Врангеля, гораздо реже – Колчака; тогда как о северо-западном (и еще более о северном) направлении белого наступления мы узнаем очень мало.

Жаль, что перед нами только небольшие, отрывочные фрагменты из обширных воспоминаний полковника Гершельмана[206], о существовании которых кратко упоминается в предисловии.

Они показывают нам отдельные моменты движения на Петербург (показывают ярко и картинно); но не общие действия и планы армии Юденича.

Курьезным образом, о самом Юдениче мы встречаем тут только несколько фраз, – и притом в резко отрицательном тоне! Причины чего остаются для нас загадочными.

Любопытно следующее место, связанное с деятельностью известного монархиста H. Е. Маркова:

«Одновременно с началом работы Маркова Второго мы начали регулярно получать печатаемую в Ямбурге антикоммунистическую пропаганду. Ее мы и распространяли, задерживая в то же время и уничтожая литературу, издаваемую правительством, созданным в Ревеле при Северо-Западной Армии. Литература из Ревеля говорила о грехах “старого царского строя” и о том, что он больше не вернется. Фронт был явно монархичен, и можно было с уверенностью сказать, что, если бы кто-либо из министров рискнул прибыть во фронтовые части, он немедленно отбыл бы к праотцам. Между фронтом и тылом было полное идеологическое расхождение».