Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Тут автор касается одной из самых трагических ошибок Белого Движения в целом: вместо всем понятного лозунга о возврате царской власти, вожди Добровольческой Армии, в уступку левой интеллигенции говорили об Учредительном Собрании и прочей чепухе, глубоко чуждой народу и подавляющему большинству бойцов против большевизма.

Увы, мы знаем, что из того получилось…

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 18 сентября 1998 г., № 2509–2510, с. 2.

А. Гершельман. «В рядах добровольческой Северо-Западной Армии». Часть II (Москва, 1998)

Всегда горько (хотя и интересно) читать воспоминания участников Белого Движения. Верность долгу, смелость, стойкость, часто и военное искусство, – и в завершение неудача.

Когда-то, еще в советской России, я смотрел фильм «Разгром Юденича». И как хотелось, чтобы – пусть бы только на экране хотя бы! – белые одержали победу. Но, конечно, в соответствии, увы, с историей, дело кончалось триумфом красных.

Со сходными чувствами читаешь и эту небольшую по объему, написанную хорошим русским языком, со следами литературного таланта книжку.

Больше чем до половины, почти до последних страниц, – взлет, наступление… и затем поражение и откат.

Правда, автор с самого начала рисует картину тех тяжелых условий, в которых он и его соратники воевали, – нехватка амуниции, не только одежды и главное сапог, но даже и снарядов, патронов (что трагически сказывалось в самые решающие моменты).

Предательство союзников, в частности англичан, двуличие эстонцев…

По поводу бездействия английского флота, вопреки обещаниям поддержать армию Юденича, Гершельман прямо заявляет: «Англичане снова, и не в первый раз, оказались изменниками, вполне сознательно посылая на истребление своих недавних союзников».

Впрочем, действовали и другие вещи, как отсутствие у командования четкой и разумной политической линии и недостаток в войске дисциплины.

Обо всем этом можно из интересных воспоминаний, которые перед нами, многое узнать.

Мне же как их было бы читать без волнения: Павловск, Царское Село, мои родные места, соседняя Гатчина… белогвардейцы на пороге имперской столицы, большевизм, тогда еще начинающий только свой кровавый путь, – под тяжелой угрозой…

Так же вот и в последнюю войну, когда эти же города были заняты немцами (и испанцами) какая-то зловещая звезда спасла сатанинскую красную власть от сокрушения.

Она рухнула, в конце концов, сама собой. Но мы с омерзением наблюдаем ее попытки возродиться, – и кто знает, не увенчаются ли они успехом?

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 25 декабря 1999 г., № 2575–2576, с. 3.

И. Дьяконов. «Книга воспоминаний» (СПб., 1995)

Мемуары выдающегося подсоветского востоковеда, Игоря Михайловича Дьяконова, могут быть интересны, даже увлекательны, для любого читателя: они написаны живо, хорошим языком и содержат правдивый, хотя порою и субъективный «рассказ о времени и о себе; об эпохе с 1915 года по наши дни».

Но насколько еще более интересно его повествование для тех, кто, как автор этих строк, тоже учился в ЛГУ, хотя и в гораздо более поздний период, чем Дьяконов! Он-то, как факт, застал еще то время, когда это учреждение не было филологическим факультетом Ленинградского Университета, а именовалось сперва Л. И. Л. И., а потом ЛИФЛИ.

Биография Дьяконова не совсем обычна для советского гражданина: значительную часть своего детства он провел в Норвегии, в Осло, где его отец служил в торгпредстве.

Позже, и очевидно в первую очередь по причине этой службы тот был арестован и погиб в заточении; видимо, расстрелянный, поскольку родным сообщили роковую формулу: «заключен без права переписки».

Несчастье, постигшее их семью сравнительно поздно, не помешало, однако, Игорю Михайловичу и его старшему брату сделать крупную научную карьеру, одному в области ассириологии, другому – иранистики.

Моя-то специальность, в студенческую пору, была иная – романские языки. Но с волнением читаю под пером маститого ученого имена былых профессоров, а некоторых и студентов. Кое-кто из них достиг важных академических постов.

Путь Дьяконова, развитие его мировоззрения, – довольно типичны для потомка интеллигентской семьи, чья жизнь разворачивалась под коммунистическим игом.

Подходя к концу книги, чувствуешь, что он целиком разочаровался в большевизме. Можно, пожалуй, удивляться, что не раньше! Но он и его семья принадлежали к тем кругам, которые, чтобы выжить, пытались с красными властями поладить. Не идя, впрочем, на непорядочные компромиссы.

Несколько раз он повторяет, на протяжении своих воспоминаний: «Так хотелось верить!»

То есть верить, что правительство поумнеет, станет более терпимым и либеральным… а оно, вместо того, становилось все свирепее, требовало все новых и новых жертв!