Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Как ни трудны были условия, И. М. Дьяконов с честью служил русской науке, побывал на войне, на Карельском фронте, вернулся в университет, завоевал по своей специальности мировую известность.

На прошлое он и его близкие не хотели оглядываться. Курьезная деталь: он несколько раз подчеркивает, что он – не дворянского происхождения. Хотя его род идет от татарского мурзы, – что по русским масштабам очень неплохое дворянство, хотя бы юридически и не оформленное, а по женской линии от солдата суворовских времен, произведенного за храбрость в офицеры; чем бы тоже можно гордиться.

Также и о Белом Движении, где участвовали кое-кто из его родственников, он вспоминает нехотя, подчеркивая его ошибки (которые и были, да не стоило бы их преувеличивать).

Зато гибельность советской системы он видит ясно; особенно ее роковую роль для российской интеллигенции.

Которую он определяет так: «Группа населения, которая является носителем наиболее ценных генов (сосчитайте, какой процент русских писателей, ученых, художников с 1817 по 1917 годы был не из дворян, в крайнем случае – священников, купцов?). И много ли равноценного мы получили за те десятилетия, когда дворяне и прочие “лишенцы” были избавлены от возможности образования, и, по большей части, лишены жизни?»

Закончим нашу рецензию на этих горьких, но справедливых словах…

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 7 декабря 1996 г., № 2417–2418, с. 4.

А. Мариенгоф, В. Шершеневич, И. Грузинов. «Мой век, мои друзья и подруги» (Москва, 1990)

Главный интерес воспоминаний этих трех посредственных поэтов и второстепенных литераторов состоит в том, что они входили некогда в группу имажинистов и были близки к Есенину. Рассказывают они о нем, впрочем, противоречиво и вряд ли всегда достоверно.

Не лишены ценности и их зарисовки фигур других современников, включая Маяковского, Брюсова и многих менее значительных деятелей смутной эпохи, которая непосредственно следовала за нашим блестящим Серебряным веком.

Мариенгоф[207] порою почти симпатичен, когда рассказывает с любовью о жене и о сыне. Резким диссонансом врываются вовсе не связанные с нитью повествования грубые атеистические выкрики. Специально неприятно, когда он те же богоборческие устремления пытается приписать Есенину: творчество этого последнего явно свидетельствует о другом. Убогая логика отрицания сводится у Мариенгофа к пресловутой формуле: «Интеллигентный человек не может верить в Бога».

Бог страшно его и покарал: его единственный и обожаемый сын старшеклассником покончил с собою из-за несчастной любви. Строки, посвященные этому событию тяжело читать: столько в них жгучего страдания.

У Шершеневича[208] отвратительны злобные выпады против писателей-эмигрантов, как Арцыбашев, Мережковский, Бальмонт, за их антикоммунизм, какой, понятно, делает им только честь. Вряд ли он тут даже искренен; скорее – запуган эпохой и хочет властям угодить. Фальшивы и его попытки изобразить Есенина убежденным большевиком, в явном несоответствии с действительностью.

Краткие заметки Грузинова[209], в отличие от двух остальных участников сборника, литературно беспомощны и мало что важного сообщают.

Примечания С. Шумихина выказывают неожиданную эрудицию в сфере зарубежной русской литературы: он в них ссылается, когда нужно, на книги Б. Ширяева, И. Одоевцевой и других еще эмигрантских писателей.

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 27 апреля 1991 г., № 2125, с. 2.

Летопись темной души

По отзывам современников, Н. Крандиевская, состоявшая много лет в супругах у А. Н. Толстого, была когда-то хороша собой. Фотография, приложенная к ее «Воспоминаниям» (Ленинград, 1977), изображает ее уже старухой с расплывшимися и отталкивающими чертами лица. Отталкивающие, в основном, получились у нее и мемуары.

В 7 лет, забившись под одеяло, она повторяла: «Бог маленький, Бог горбатый, Бог дурак!», и не диво, что испытывала затем непреодолимый ужас. Истинно, наваждение дьявольское! Однако и ребенок с такими задатками есть нечто пугающее. Неистово честолюбивая, она с детства хотела быть предметом всеобщего внимания: когда среди позванных к ней в гости детей оказалась талантливая девочка, очаровавшая сверстников и взрослых своим пением и танцами, маленькая Наташа добилась, чтобы ту больше не приглашали.