Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Такого же рода высказывания о Конан Дойле – не лучше. Конечно, тут у Чуковского сказывается извечное презрение серенькой российской интеллигенции к детективному жанру вообще; но все же рассудил бы, что образ Шерлока Холмса – один из не столь многих известных по всему миру литературных персонажей (наряду, скажем, с Робинзоном Крузо, Маугли и Дон Кихотом).

Вовсе уж чудовищно звучит передаваемое Чуковским упоминание Ахматовой о белой эмиграции (выслушанное им с сочувствием!): «И как они могут в этой лжи жить!»

Нам-то теперь, – да даже и людям в «бывшем СССР», – весьма даже ясно, кто жил тогда во лжи…

Позорный характер носят и попытки Чуковского уговорить эмигранта Репина вернуться в советскую Россию. Если бы мы не знали, что он в своих заблуждениях в конце-то концов раскаялся, – то закрыли бы книгу с чувством отвращения…

В целом, впечатление от этих дневников то, что их составитель сделал тяжелую ошибку, оставшись под властью большевиков (что он легко мог избежать), а потом уж пытался сам себя обмануть, – без большого успеха…

Впрочем, превосходно выразилась о нем его внучка, Е. Ц. Чуковская, в предисловии ко второй части дневника (1930–1969): «Смесь трезвого и меткого наблюдательного взгляда с испуганными попытками объяснить необъяснимое и принять неприемлемое…»

Лучше не скажешь!

А вот переход от благополучной, нормальной жизни в царство кошмара под игом коммунизма, он в первой части «Дневника» весьма отчетливо виден. Появляются фразы: «Нету хлеба»; «Хлеб лакомство» – и им подобные.

Одна из подлинно метких и проницательных характеристик под пером Чуковского, – об его дочери, Лидии Корнеевне: как о человеке абсолютной честности и принципиальности.

В литературе, главный интерес Корнея Ивановича, оставляя в стороне поклонение Чехову и Некрасову (и упомянутому выше Блоку) относился к английским писателям.

Любопытно, что он (опять-таки, в согласии с шестидесятническими заветами?) предпочитал из них скучных и тяжеловесных, – Троллопа, Г. Джемса[226], Гарди[227], Беннета[228]. Относительно же его пристрастия к О. Уайльду и к У. Уитмэну, забавное замечание сделал ему знаменитый анархист – князь Кропоткин, напомнивший, что они оба были гомосексуалисты и отозвавшийся о них с омерзением.

«Наша страна», рубрика «Мысли о литературе», Буэнос-Айрес, 9 февраля 2002 г., № 2685–2686, с. 5.

В. Каверин. «Письменный стол» (Москва, 1985)

Вениамин Каверин всегда принадлежал к числу наиболее порядочных и либеральных подсоветских писателей, наряду с К. Паустовским и К. Чуковским, которых он тепло поминает в этих своих воспоминаниях. В книге мы чувствуем ту меру искренности, какая возможна при большевицком режиме. Сколь ощутима разница по сравнению с относительно недавно увидевшими свет мемуарами В. Катаева «Алмазный мой венец»! О них Каверин мимоходом уточняет, что они абсолютно не заслуживают доверия…

Сам же он старается говорить правду, но увы! принужден все время прибегать к недомолвкам. Отзываясь с восхищением о выдающемся лингвисте Е. Поливанове[229], с дружеской симпатией о писателе С. Колбасьеве[230], он не имеет возможности прямо сказать, что они были расстреляны. Очерк о Колбасьеве, он заканчивает, вместо того, многозначительной фразой: «Но судьба решила иначе…» Что судьба, в данном случае, носила чекистскую форму, мы знаем из других источников.

О Поливанове же, Каверин, скупо констатирует, что ученые, издавая теперь его специальные труды, многие должны признать потерянными, и не в состоянии даже найти его портрет для публикации…

Так и преследования, которым подвергались М. Зощенко, А. Ахматова, Н. Заболоцкий, отмечаются тут только короткими горькими намеками.

Много интересных подробностей, мы находим здесь о Ю. Тынянове, с кем Каверин был связан двойным свойством, об И. Андроникове; кое-что о Твардовском, о Фадееве, о Пастернаке; мало, к сожалению, о литературной группе «Серапионовы братья», в коей Каверин в 20-е годы состоял.

В целом, надо быть благодарным старому писателю за кусочки правды, какие он нам сообщает. Несомненно, будь у него руки развязаны, он бы рассказал больше, а порою – и совсем иное. Но для того было бы нужно или чтобы он покинул Россию, или чтобы в ней строй изменился. Пока этого нет, – постараемся быть довольными и тем, что он нам дает.

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 5 октября 1985 г., № 1836, с. 3.

В. Каверин. «Литератор» (Москва, 1988)

В. Каверин принадлежит к числу наиболее порядочных из подсоветских писателей старшего поколения; таких, кто не запятнал себя явно бесчестными поступками. О них, как он сам пишет, Ю. Тынянов говорил: «Нас мало, да и тех нет».