Но факт, что если воспоминания у нас и общие, то акценты расставлены иначе! Герои тогдашних дней Шаламова, как Лариса Райснер, Луначарский, Маяковский – не говорю уж о Троцком! – мне не импонировали никак. Любопытно отметить, что, хотя и безбожник, Шаламов не без симпатии упоминает обновленческого митрополита А. Введенского (конечно, сыгравшего для православной Церкви крайне отрицательную роль; вероятно, – именно и потому).
Естественно, рисуемые в «Воспоминаниях» картины тем и ценны, что автор их вращался тогда в артистической, писательской, поэтической и журналистической среде, и может воскресить фигуры людей из этого мира, давно сошедших со сцены, частично и забытых.
Сам о себе он настойчиво подчеркивает, что он – поэт. Хотя его стихов мы покамест нигде не читали. Что до его вкуса в поэзии, – он с моим расходится далеко. Мне советская лирика в жанре Маяковского и Асеева никогда ничего не говорила. Да с точки зрения красоты и оставляемого ими впечатления, должен признаться, что оппозиционные то поэты, как Мандельштам и боготворимый Шаламовым Пастернак никогда до меня не доходили.
Конечно, можно сказать, что на вкус и на цвет товарища нет…
После просвета в 20-е годы советская жизнь канула в сплошную тьму «социального заказа», «деревянного языка», сплошной всеобщей лжи и всяческой мерзости. Шаламов провел их большею частью в лагере; но, как известно, «большая зона» тех лет мало чем отличалась от «малой».
Д. Гранин. «Скрытый смысл» (СПб., 2009)
Согласно анонсу, книга содержит интервью, беседы и воспоминания известного подсоветского писателя, которого издательство представляет публике как «классика российской литературы».
Приведем несколько цитат, наиболее ярко отражающих его взгляды и наблюдения:
«Если поручить лучшим в мире экономистам придумать систему, при которой самую богатую в мире страну надо за 70 лет превратить из преуспевающей в самую нищую, да при условии, что народ ее, талантливый, многочисленный, будет все это время надрывно трудиться, сеять, пахать, учиться и нищать, – они бы думали, думали и не придумали, а наша славная КПСС сумела!»
«Как мне кажется, журналисты должны больше напоминать людям о том, как мы жили. Беда нашего общества в том, что у людей короткая память. Все забыто – и голод, и карточки, и унижения»…
Или вот беседа с немцем, побывавшим в России в плену:
«Нас не очень хорошо кормили, но ведь и вы питались не лучше. На улице женщины давали нам хлеб, к нам относились как к людям, а я знаю как мы относились к советским военнопленным. И я тогда понял великую душу великого народа!»
«“Крымскую область передали Украине. Весть об этом радостно встречена народом нашей страны. Советские люди видят в этом благородном акте проявление ленинской национальной политики. Великодушный акт русского народа выражает любовь к украинскому народу”. Так преподносил нам горкомовский лектор. А когда Хрущева сняли (1964), он же в перерыве рассказывал, как Хрущев совершил по пьянке свой великодушный акт, никого не спрашивая».
«Есть два пути. Первый – путь поиска оптимизма. Но где его сегодня взять? Прежний оптимизм сгорел вместе с нашими сбережениями… Другой путь – во весь голос говорить о том, что существующая система ни на что не годится».
«Агата Кристи, Жорж Сименон – такая литература тоже всегда имела своего читателя, и ничего плохого в ней нет. И хорошо, что у нас появились авторы, работающие в “легком жанре”».
«В период сталинских репрессий 1936–1938 годов восхваляющие в “Литературной Газете” печатали письма и телеграммы писателей, чекистов, с требованием уничтожить врагов народа, подлую банду, проклятых выродков. Они славили наркома Н. Ежова. Это были писатели Евгений Шварц, Юрий Тынянов, Всеволод Иванов, Михаил Слонимский, Григол Абашидзе. Я их любил и продолжаю любить и уважать. Не думаю, чтоб они делали это искренне. Они боялись. Степень ужаса и страха того времени передать словами невозможно. Лишь немногие сумели устоять. Там не было подписей Ольги Берггольц, Анны Андреевны Ахматовой».
Многие из интервью и заметок посвящены раздирающим описаниям ленинградской блокады.
Их тяжело читать.
У меня самого старший брат и другие родные погибли тогда там от голода.
Вечные ценности
Открываем книгу Д. Гранина «Священный дар» (СПб., 2007).
Гранин – талантливый писатель и проницательный критик. Тем более досадно, когда он вдруг начинает говорить деревянным языком советского социализма.
Правда, речь, может быть, идет о старом очерке, времен, когда ложь была обязательной и неизбежной?
Но вот что он пишет в эссе под заглавием «Священный дар» (которым назван и весь сборник, включающий несколько статей и роман «Иду на грозу»):