Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Ну, а Бродский, к тому же, и успеха имел больше чем нужно (таких вещей Евтушенко никому не прощает! Вот он даже и Маринину лягнул, без специально политического повода, а так: зачем ее публика ценит?).

Между прочим, трудно нам поверить, что Бродский плакал Евтушенко в жилетку о том, как-де тяжело жить за границей! Уж ему-то, Нобелевскому лауреату и кумиру американских салонов, зарубежное бытие было – разлюли малина! О том, чем оно являлось даже для первой, а уж наипаче для второй эмиграции, – ни Бродский, ни Евтушенко понятия не имели, и вообразить бы себе не смогли.

В избытке скромности, полагаем сочинителя «Волчьего паспорта» не упрекнет никто. Он себя запросто сравнивает с Пушкиным, у которого аудитория никогда не достигала таких размеров, как у него. Только вот: Пушкин-то живет, хотя и больше 100 лет прошло; а Евтушенко уже устарел.

Его популярность не удивительна: в СССР, где любое противостояние властям пребывало придушенным, его выступления, – при всей их осторожности – представлялись смелыми и его слушали с жадностью. А действовал он, повторим опять, с примерной ловкостью!

Начал с культа Ленина. Он де, – объясняет он нам теперь, – не знал кровожадных декретов Ильича. Врет. Тот или иной декрет могла широкая публика не знать; а сущность Ленина знали все.

Да и тогда находились, – даже в среде комсомольской молодежи, – люди с ясным взглядом, как поэтесса Юнна Мориц, прямо сказавшая, к ужасу Евтушенко: «Революция сдохла, и труп ее смердит».

Ему, безусловно, подобные высказывания были и остались неприемлемы. Его даже привели в негодование (куда позже) настоящие патриоты и подлинно смелые граждане России опрокидывавшие статую Дзержинского (хотя он отлично знал заслуги железного Феликса; а все же вот – как можно!).

Когда сделалось уж очень очевидным, что народ не больше чтит Ленина, чем Сталина, – тогда и Евтушенко поправел (он-то бы сказал полевел), и поплыл по гребню антисталинизма, обещавшего и славу, и выгоды. Искусство заключалось в том, чтобы быть неизменно чуть-чуть впереди советских реформаторов (не слишком их сердить, но и как бы с ними не вполне соглашаться).

Рисковал он немногим: иные стихотворения печатались не сразу, случалось несколько лет ждали своей очереди; поездки за границу задерживались (это, впрочем, редко); ради мировой известности и немалого богатства, – это можно и стерпеть.

Обратим все же внимание на резкие непоследовательности мемуариста.

Он горячо против смертной казни, о чем спорил с женой (№ 4), считавшей, что в некоторых случаях она заслужена: скажем, за изнасилование с убийством. Нет: человек не имеет права убивать! Но при встрече с профессиональным убийцей, сатанинским Че Геварой, он млеет от восторга и рад пожать его окровавленную руку… Два веса, две меры.

Спросим себя, что самое лучшее в данных воспоминаниях? Безусловно – то, что автор говорит против Сталина и сталинизма (как и стихи, которые он этой теме посвятил). И еще, – отдельные меткие характеристики подсоветских персонажей. Например, Шолохова: «хитренький, недобрый маленький человечишка». Ну и некоторые бытовые зарисовки: как его вербовали в КГБ (только: вправду ли оно так было, как он рассказывает?).

А к числу самого наимерзкого принадлежат его холуйские, целиком советские по духу ругательные зарисовки генералиссимуса Франко и генерала (тогда, впрочем, полковника) Пиночета.

Хотя, что собою представлял для подобных титанов второстепенный по таланту поэт с лицом мелкого жулика?

Да он, конечно, и для нас небольшая величина…

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 14 октября 2000 г., № 2617–2618, с. 3.

B. Бережков. «Тайны Гороховой 2». «Внутри и вне Большого Дома» (СПб., 1995)

Мемуары чекистов нынче в моде. Кто как, а мы их читаем с отвращением!

Об авторе в предисловии сообщается, что он в 1946 году «стал сотрудником органов госбезопасности, где почти четверть века работал контрразведчиком и разведчиком».

В первой половине книги, Бережков «подводит итоги о руководителях ВЧК-ГПУ-ОГПУ Петрограда-Ленинграда с марта 1918 года по декабрь 1934 года»: За этот срок у руля питерской ЧК побывало 11 человек.

«Урицкий имел высшее образование, Бокий – незаконченное высшее, Яковлева закончила гимназию, остальные получили незаконченное среднее или низшее образование. Лобов не занимался ни в каком учебном заведении, он грамоте научился от отца.

Шесть человек (Антипов, Скороходов, Лобов, Бакаев, Комаров и Семенов являются выходцами из неустроенных крестьянских семей…).

Трагична судьба всех одиннадцати. Ни один из них не умер естественной смертью. Урицкий и Скороходов были убиты, остальные расстреляны во время репрессий 1937–1938 годов».

Что ж: собаке – собачья смерть! Но страшно, что эти люди, малообразованные, примитивные, бессовестные долгие годы вершили судьбами народа, творили свою волю как царь и Бог, – пока не постигла их заслуженная ими Немезида.