Читаем Вечные ценности. Статьи о русской литературе полностью

Судьбы и карьеры их рассказаны здесь сухо, серо и крайне сжато. На каждом шагу, – о том, как они кого-либо приговаривали к ВМН[250] (это у Бережкова эвфемизм для слова «расстрел»).

Язык автора корявый, почти малограмотный. Например: «В этот день в бюро пропусков на Гороховой 2, пришел молодой, приятной наружности и опрятно одетый молодой человек».

Курьезным образом, во второй половине, сочиненной в виде романа, стиль гораздо правильнее. Надо ли думать, что товарищ Бережков имел больше времени на отделку, – или что он пользовался чьей-либо помощью?

Ставимая им задача – доказать, будто после войны состав и правила у советских чекистов изменились по сравнению с прежним. Позволим себе не поверить; тем более, что текст ничем этого и не подтверждает.

На последней странице читаем:

«В органах государственной безопасности в основном работают лучшие представители нашего общества, потому что здесь проходит особо тщательный отбор».

Это уж – верх цинизма! Как бы плохо ни обстояло дело в современной России есть гнусная ложь утверждать, что в ней лучшие люди идут в палачи и шпионы.

Кстати, отвергнем миф, выдвигаемый тут и распространенный отчасти даже в эмиграции: будто советские шпионы чем-то лучше, чем, скажем, следователи или расстрельщики, работающие в КГБ.

Не только они ничем не лучше, но для нас, эмигрантов (как и для граждан свободного мира), были всегда гораздо хуже и опаснее, чем чекисты в СССР, расправлявшиеся со своими жертвами из числа тамошнего населения: они и сами убивали и похищали, и снабжали свое начальство в СССР сведениями, позволявшими ловить и истреблять врагов советской власти.

Каковыми мы были и остались, чем и гордимся!

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 7 декабря 1996 г., № 2417–2418, с. 4.

В. Крючков. «Личное дело» (Москва, 1996)

Удивительны хрупкость и чувствительность психики советских оберчекистов! Казалось бы, это должны бы быть личности, если не железные, как товарищ Феликс, то по крайней мере наподобие турок, описываемых некогда Лермонтовым, то есть люди:

«С душой холодною и твердою как камень».

Ан глядь, они, едва попав в тюрьму, раскалываются и плачут как дети. Мы видели это в мемуарах Судоплатова, теперь наблюдаем то же в воспоминаниях Владимира Крючкова, «бывшего председателя КГБ СССР, члена просуществовавшего три дня Комитета по Чрезвычайному Положению (ГКЧП)».

Угодив в «Матросскую Тишину», матерый старый палач переживает: «60 лет свободы, честной, ничем не запятнанной жизни, и вдруг тюрьма!» А каково жертвам его учреждения приходилось?!

Остается пожалеть, что его, подержав недолго и в неплохих условиях в заключении, отпустили восвояси. Следовало бы – к стенке! Вот уж, доподлинно, служитель зла и враг народа!

Мемуары его написаны суконным языком по форме, а по содержанию – языком деревянным, большевицким, где правда неизменно выворачивается наизнанку.

Это заметно с первых же страниц, с описаниями тягостей жизни рабочих до революции (а уж и хорошую жизнь им, как и всем прочим, уготовили коммунисты!).

Чем дальше, то больше.

«К концу лета 1955 года я получил назначение на работу в наше посольство в Будапеште», где он и работал под началом Андропова. В Венгрии, оказывается, все было хорошо: и экономическое положение блестящее, и культура чудесно развивалась (что доказывается… большим числом выходивших там газет), а стоявший во главе страны Ракоши[251] был отличным, высоко гуманным человеком.

С чего венгры взбунтовались – диву даешься! Надо их революцию строго осудить (а мы-то ее считали святым, героическим делом…).

Однако учтем нижеследующее сообщение Крючкова о прошлом Имре Надя[252], игрой судьбы сыгравшего важную роль в восстании (о прошлом, вероятно, неизвестном его народу): «Надь, будучи агентом НКВД (псевдоним Володя), сделал ложный донос о якобы имевшей место антисоветской деятельности ряда венгерских эмигрантов (в эту группу попало более 200 человек). Многие из них были осуждены, а некоторые даже расстреляны».

Надь, долгие годы проживший в СССР, фигурировал, как теперь известно, в числе расстрельщиков царя и его семьи. Странная судьба была у этого человека!

В КГБ, куда он попал благодаря покровительству Андропова, Крючков занимался сперва делами разведки в иностранных государствах. Вот как он комментирует работу «разведчика»: «Ему суждено постоянно нарушать большинство библейских заповедей». Особенно советскому разведчику, добавим мы. Впрочем, не видно, чтобы именно этот пункт Крючкова сильно стеснял…

Он старательно отрицает участие коммунистов, в том числе болгарских, в покушении на римского папу. Только звучат эти отрицания как-то неубедительно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное