Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Да, но «земшарная республика Советов», – эта идея теперь похоже окончательно отпала. А те идеи которые вроде бы отошли в далекое прошлое, они иногда оказываются как раз актуальными. Особенно, если соответствуют глубинному духу народа.

Оставляя в стороне философские рассуждения, «автобиографическое повествование» Бородина интересно и даже увлекательно, когда он рассказывает о своей жизни.

А политическая панорама взглядов, группировок, движений, и в период сталинизма, и в наши дни интересны и поучительны тем более.

Притом они пестрят краткими, но точными и исчерпывающими характеристиками персонажей, имеющих некоторое историческое значение. Например:

«Главный теоретик философского русофобства Г. Померанц»; «Вспомним как у Горького: “Раньше говорили – сплетня. А теперь говорят – информация”. Как раз про Янова. Сей бойкописец каких только прогнозов не насочинял под сенью свободы импровизации».

Или о Зиновьеве[256]: «С первых же страниц полыхнуло на меня утробным отвращением к стране, к народу, к его слабостям и грехам…» Или о. Дмитрий Дудко[257], «повествующий о том, как он всегда хорошо относился к советской власти», потому что «нет власти, аще не от Бога», и как попал он, горемыка, в злокозненные сети нехороших антисоветчиков» (а какие надежды мы, в эмиграции, на него возлагали!); «Все книги Андрея Амальрика[258] проникнуты почти физиологическим отвращением к исторической России».

Неприятно поражает у Бородина враждебный, почти ненавистнический отзыв о В. Солоухине, одном из самых талантливых и самых честных писателей послереволюционной России.

И наводит на сомнения безоговорочный культ у автора «автобиографического повествования» по адресу И. Глазунова, не допускающий ни малейшей критики относительно сего последнего.

С любопытством читаем у Бородина об его любимых авторах и поэтах, часто совпадающих с моими: «Мартин Иден» Джека Лондона, Гумилев (о котором он написал прекрасное стихотворение и которого называет «самым странным русским поэтом», скорее бы сказать «самым оригинальным»), «93-й» Гюго, Достоевский, Хаггард, «Овод» Войнич (в котором он разочаровался, и справедливо; хотя роман все же талантливый).

Зато уж никак не пойму увлечение фадеевскими «молодогвардейцами», – хорошо еще что не «подвигами» Зои Космодемьянской!

Вообще, комсомольская молодежь, от которой автор «Без выбора» постепенно отходит, мне абсолютно чужда и непонятна. Как можно было верить в советскую власть, ее любить? В мои годы, до Второй Мировой войны, искренних комсомольцев было уже мало (зато много шкурников). Они расплодились после войны.

Но, безусловно: «Быль молодцу не в укор!» Он свои заблуждения сумел полностью преодолеть.

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 18 августа 2007 г., № 2826, с. 6.

Ю. Сенкевич. «Путешествие длиною в жизнь» (Москва, 1999)

Аншлаг гласит: «Юрий Александрович Сенкевич родился в 1937 году в семье врача. Как и отец, окончил военно-медицинскую академию имени С. М. Кирова в Ленинграде. Увлекшись наукой, стал ученым-физиологом. Работал в Институте Медико-Биологических Проблем Министерства Здравоохранения СССР, где занимался вопросами космической медицины. Кандидат медицинских наук. Как врач участвовал в экспедиции в Антарктиде на станции «Восток», а также в международных экспедициях под руководством норвежского ученого Тура Хейердала. В начале 1970-х годов был приглашен на телевидение ведущим популярной передачи “Клуб кинопутешествий”».

Эти воспоминания написаны хорошим русским языком, без претензии и вывертов, отмечающих, к несчастью, многие нынешние сочинения эреферийских авторов, и читаются легко и не без удовольствия.

Интересны не только экзотические приключения автора, но и даваемая им картина эпохи, ее быта и настроений, периода с 1937 года посейчас. О тех годах, после страшной даты его появления на свет, мы обычно знаем из сочинений диссидентов или, наоборот, из официальных источников.

Здесь же налицо представитель интеллигенции, на высоком уровне, чуждавшийся политики и уходивший от нее в работу и в семью. О творившемся в стране, он в одном месте как нельзя более трезво отзывается: «Идиотизм тогдашней нашей жизни».

Его семьи события не могли не коснуться, и вот что мы про это узнаем: «Надо рассказать о трагической странице в биографии моего отца, о том, в чем он так и не решился признаться мне до самой своей смерти. Однажды я увидел, как отец заполняет какую-то анкету, и мне захотелось прочитать, что же в ней написано. В графе “Отец” стояло примерно следующее:

“Осип Георгиевич, из рабочих, скончался от хронического алкоголизма в таком-то году…”» Тогда как подлинный О. Г. Сенкевич был дворянином и помещиком и (что еще страшнее в глазах советского режима!) сделался позже священником. Это, понятно, нужно было скрывать, хотя отец с сыном втайне продолжали видеться много лет после революции.