Вечные ценности. Статьи о русской литературе

«Не советуем», ответил учитель. Вчистую сорвав тем эффект своего опыта…

Подобных случаев можно бы привести много; да это не относится к делу; и я уже отклонился от предмета.

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 8 октября 2005 г., № 2781, с. 3.

Биографическая литература

Книги о царе

Издательство «Анкор» в Москве, похоже, специализировалось на выпуске книг об Императоре Николае Втором и его Семье. Перед нами три опубликованные за 1993 год. Каждая из них по-своему интересна.

Записки А. Мосолова[259], начальника канцелярии Министерства Императорского Двора, «При дворе последнего российского императора», содержат обстоятельные анализы характеров самого Государя, его Супруги, членов династии, наиболее видных придворных и даже кое-кого из иностранных монархов.

Любопытны чрезвычайно трезвые политические взгляды министра двора графа Фредерикса[260], которые автор нам сообщает:

«Фредерикс считал, что для блага монархического принципа России следует поддерживать наиболее дружеские отношения с Германией. Пруссия, по его мнению, была последним устоем принципа легитимизма в Европе: в этом отношении она столь же нуждалась в нас, как и мы в ней… Граф считал, что никакой союз с республиканской Францией не должен умалять династическую связь между Петербургом и Берлином.

Ни Франция, ни даже Англия, – сказал он мне однажды, – не постоят за нашу династию. Они были бы слишком довольны переходу России к республиканскому строю, видя в этом ослабление ее мощи. Они знают судьбу Самсона, после того, как Далила его остригла».

В самом деле, какую силу мог бы представлять собою союз трех монархий, России, Германии и Австрии! К сожалению, как свидетельствует Мосолов, и Царь, и его Супруга очень враждебно относились к германскому кайзеру, хотя тот и делал одно время настойчивые попытки ко сближению с ними.

Книга не объясняет нам, какой же страшный моральный кризис заставил нашего Императора забыть свои самые глубокие убеждения о нерушимости монархического строя, о важности наследственного порядка и о долге передать власть, полученную от предков своему законному потомку.

Акт отречения был нарушением законов о престолонаследии и худшим несчастьем для России. Проигранная же война, – даже если и вообразить себе победу Германии (что очень трудно), – грозила лишь потерей нескольких западных провинций с нерусским населением, без которых страна легко бы обошлась.

Воспоминания А. Волкова[261], камердинера Императрицы Александры Федоровны, «Около царской семьи» написаны в ином ключе, но не менее увлекательны. Он меньше занимается психологическим анализом, но рассказывает, в прекрасной литературной форме, обо всех главных событиях в жизни Царской Семьи.

Как он сам говорит, он видел «царский дом во время мощи и славы России» и ему «довелось разделить с Царской Семьей тяготу и горе ссылки», в которую он за нею добровольно последовал; он лишь чудом и благодаря своей энергии и ловкости спасся затем от расстрела, смог попасть в эмиграцию и рассказать важную правду о происшествиях, от которых мало свидетелей осталось в живых.

Ко книге приложен очерк С. Полякова «Правда о Лжеанастасии», сильно устаревший, и притом составленный в не совсем приятном антимонархическом духе; хотя общая его линия разоблачения самозванки вполне и справедлива.

Работа Т. Мельник, дочери доктора Е. Боткина, погибшего вместе с Царем, его Женою и Детьми, «Воспоминания о царской семье» ценна, главным образом, описанием жизни в Тобольске. Она дополнена, впрочем, рассказами других очевидцев, включая таковой надзиравшего за узниками комиссара временного правительства В. Панкратова.

Напрашивается мысль, что, вспоминая о Царственных Мучениках, мы бы не должны зазывать в молитвах и прославлениях тех немногих верных людей, которые последовали до конца за ними на их Голгофу.

Символичен, в своем роде их состав: представители высшей аристократии, как графиня Гендрикова[262], интеллигенции как доктор Боткин[263] и простого народа, как матрос Нагорный[264]. Одни умерли рядом с Царем, Царицей и Наследником; другие были отделены и расстреляны в тюрьмах; но их заслуга, конечно, одинакова. Как, впрочем, и тех единиц, которым удалось спастись, вроде Волкова.

Сюда же надо, – и это тоже символично, – прибавить двух иностранцев, швейцарца Жильяра[265] и англичанина Гиббса[266], тоже верных до конца, но которых избавило от гибели их иноземное подданство.

Конечно, список был бы куда больше при свободе выбора; но в него вошли, на деле, в первую очередь те, чья близость ко двору давала им возможность и даже делала их долгом, умереть со своими хозяевами.

Все три книжки сопровождены обстоятельными и полезными примечаниями.