Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Мороз пробегает по коже! Тут оправдание всего: и расстрела царя с семьей, и коллективизации, и чисток, и концлагерей, и беспримерной, удушливой полувековой лжи… Сдается, – счастье Блока, что он не дожил до осуществления своих безумных грез. Хотя – немыслимо угадать, как бы он себя вел тогда… А доживи он до наших дней, – и совсем бы ему не понравилась тяга всего народа к тому прошлому, которое он сам так ненавидел. О котором писал матери (цитирую из той же книги): «Единственный общий враг наш – российская государственность, церковность, кабаки, казна и чиновники».

Поражает в этом издании, предназначенном для высшей под-советской интеллигенции и подготовленном самыми авторитетными специалистами, изобилие грубых ошибок всюду, где приводятся иностранные слова, названия или фразы. Например, роман А. де Виньи «Сен Марс» назван тут “Сер Марс”. Знаменитый роман Флобера «Education sentimentale» назван «Educations sentimental» (sic!).

Вместо:

Grains de muse qui git invisible,

получается:

Grains de muse qui git inoisible (sic!).

To же самое происходит и с цитатами на немецком языке. Как не воскликнуть: «И скучно, и грустно!».

Ну а сатанинская музыка революции, которою заслушался Александр Блок, – слава Богу, мало у нее найдется в теперешнее время поклонников в пределах СССР!

«Наша страна», рубрика «Среди книг», Буэнос-Айрес, 2 апреля 1988 г., № 1966, с. 2.

«Н. Гумилев и русский Парнас» (СПб., 1992)

Казалось бы, можно радоваться, что Гумилеву, память о котором до недавних еще пор была под запретом, посвящена была в «бывшем СССР» научная конференция (17–19 сентября 1991).

Увы! Ознакомление с материалами данной конференции вызывает сперва разочарование, а потом – и возмущение.

Ни новых фактов, ни новых мыслей. Пережевывание цитат из Гумилева, цитат, приводимых Гумилевым, возможных источников той или иной фразы в каком-либо из его стихотворений…

Николай Степанович был человеком высоко культурным, что и вообще типично для поэтов и писателей Серебряного века. Но, в отличие от других, он имел очень широкий круг интересов: занимался европейским Средневековьем, поэзией и историей Дальнего и Ближнего Востока, Византией, Африкой. Чтобы о нем судить – необходимо самому стоять на весьма высоком уровне познаний. А сие для подсоветских специалистов отнюдь не характерно…

Ну да Бог с ними! Педантические профессорские исследования если и бесплодны то, как правило и не вредны.

А вот что уж вовсе скверно – это попытка сделать Гумилева… масоном и чуть ли не сатанистом!

М. Иованович в статье «Николай Гумилев и масонское учение» старается изо всех сил.

Положим, гора рождает мышь. Горе-исследователь принужден закончить выводом:

«Предположение о принадлежности Гумилева к масонам, наверное, таковым и останется: загадка эта неразрешима, к тому же возможная разгадка, подобно ряду аналогичных случаев, вряд ли могла бы способствовать более тонкому пониманию гумилевского творчества».

Добавим, незачем бы это нелепое и необоснованное «предположение» вообще и делать!

Но рассмотрим аргументацию г-на Иовановича. Ее несерьезность и недобросовестность сразу же кидается в глаза.

Мы знаем, что франкмасоны кощунственно используют в своих обрядах христианские терминологию и символику. Они тоже, как и мы, употребляют выражения, как, скажем, «Новый Иерусалим»; но совсем в другом смысле. Что же, неужели мы должны отказаться от слов, которые повторяем постоянно в своих молитвах?

Но вот, для Иовановича, если Гумилев пишет:

Взойдут ясны
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны,

это доказывает, что он был масоном!

То же самое и в массе других примеров. Даже строки:

Но все в себе вмещает человек,
Который любит жизнь и верит в Бога,

рисуются исследователю как подозрительные.

Помилуйте мол, вольные каменщики тоже говорят о Боге! Значит… Ничего не значит, г-н Иованович! Они-то говорят о другом боге, чем мы; о том, который не наверху, а внизу…

Дело известное: и Сатана может цитировать Священное Писание. Только это никак не означает, что все православное духовенство, – как и духовенство других христианских религий, – и все благочестивые миряне, ссылающиеся устно и письменно на Евангелие, состоят в масонском братстве!

Мало того, наталкиваемся мы тут и на еще более странные рассуждения.

Гумилева не зря называют «поэтом дальних странствий»: он, действительно, много путешествовал. В том числе он побывал в Каире, в Смирне и в Париже. А это, оказывается, – сообщает нам Н. Богомолов, в статье «Оккультные мотивы в творчестве Гумилева», – священные города розенкрейцеров. Можно ли сомневаться, что он был масон?