Вечные ценности. Статьи о русской литературе

О конце Есенина, мы уже давно знаем, у Куняевых своя теория: что его физически убили чекисты. Мы в это не верим, и приводимые ими аргументы отнюдь не кажутся убедительными. Большевики убили Есенина; но не физически, а морально. В той России, какую они строили, он жить не мог… И то, что он сам наложил на себя руки – есть еще худшее обвинение большевицкой системе, чем было бы настоящее убийство в гостинице «Англетер»…

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 23 марта 2002 г., № 2691–2692, с. 5.

В. Безруков. «Есенин» (СПб., 2005)

Хотя эта книга официально называется романом, она вряд ли имеет на то право. Она есть изложение биографии Есенина, сделанное языком газетного фельетона без каких-либо художественных достоинств. Биография, впрочем, неполная: опущены детство и ранняя юность, а рассказана (не в хронологическом порядке, а с отступлениями) только жизнь поэта с момента, когда он уже стал известным и признанным.

Причем весь упор, к сожалению, делается на описание пьянства, дебошей и скандалов (о которых известно и без того слишком много).

Социальные и политические причины поведения «рязанского соловья» почти не затрагиваются. Материальное положение крестьянства в тот момент не было на деле столь трагичным как в приближавшиеся годы «великого перелома» (в которые Есенин погиб бы уж непременно!); хуже обстояло с разрушением традиционного быта и, в первую очередь, православной религии.

Но все это если и затронуто, то вскользь и крайне поверхностно. Никаких же попыток психологического анализа автор не предпринимает. Да оно и к лучшему! Подобная задача была бы ему явно не по плечу…

Зато приплетена, – приплетена довольно беспомощно и с неувязками, – попытка расследования смерти Есенина с целью превратить самоубийство в убийство. Попытка ложная и неудачная. Вина большевиков в том, что они довели Сергея Александровича Есенина, безусловно, одного из великих русских поэтов, до добровольного ухода из жизни. А это, пожалуй – и даже бесспорно! – еще худшее преступление, чем если бы они его физически казнили.

А уж мотивировки, с выдуманными привнесениями какого-то письма Каменева, попавшего будто бы Есенину в руки, и искусственным связыванием дела с борьбой различных группировок в среде кремлевских вождей, – они уж и совсем, совсем неубедительны!

Есенин, видимо, – особенно к концу своей жизни, – вообще был разочарован в советском строе, а в политику старался не вмешиваться. Убивать его властям было не нужно, и обвинять их в убийстве, никогда не имевшем места, есть занятие совершенно праздное и бессмысленное. По сути дела, оно представляет собою неуважение к памяти выдающегося человека, которого мы бы должны уважать, несмотря на его ошибки и недостатки, какими бы там они ни были.

Коснемся вопроса – поскольку он то и дело на страницах разбираемого сочинения встает, – об антисемитизме Есенина. Вряд ли о нем можно говорить всерьез, когда тот имел множество ближайших друзей и даже возлюбленных из среды евреев! Даже бытовой антисемитизм, не говоря уж об идеологическом и с научными претензиями, подобных отношений не допускал бы.

А ведь в этой связи все же любопытно, кто из друзей Есенина был, и кто не был евреем? Например, Бениславскую часто называют еврейкой. А если верить Безрукову, то ее мать была грузинка, а отец – француз. Безруков называет еврейкой Берзинь. Но фамилия то ее несомненно латышская. Или это по мужу? Не объяснено и не уточнено… То же и об Эрлихе. Которого автор книги обвиняет в самых страшных вещах, – в содействии к убийству…

А ведь он был видимо, на самом-то деле, одним из ближайших друзей и доверенных лиц Есенина! Хорошо ли бросаться подобными обвинениями?

Отметим еще одну неудачную на наш взгляд черту в «Есенине»: привлечение цитат (в частности, из «Анны Снегиной» – лучшей, несомненно, из поэм Есенина!) как биографических свидетельств. Тогда как она есть плод творческой фантазии, отнюдь не прямо связанной с фактами.

Относительно русской эмиграции В. Безруков проявляет поистине чудовищное невежество. Так, Ремизова он называет «ярым черносотенцем». К его сведению: Ремизов по политическим взглядам занимал самую левую позицию, какая только в Зарубежии допускалась, и очень гордился тем, что в царское время подвергался преследованиям и был сослан в провинцию. Опять же, А. Н. Толстой в описываемую в романе эпоху был белым эмигрантом и о возврате в Совдепию не помышлял; название «советский граф» он получил лишь много-много лет спустя.

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 24 декабря 2005 г., № 2786, с. 3.

Н. Макарова. «Сергей Есенин и Айседора Дункан» (Москва, 1999)

Сжатый и объективный очерк Н. Макаровой прибавляет мало нового к истории этой странной любви, но ценен тем, что прослеживает ее от начала до конца, уточняя все мелкие детали.