Кроме того, эта интеллигенция по своему происхождению теснее связана с крестьянством и рабочими и острее переживает тяжесть положения этих слоев. И, пожалуй, самое главное, что жизненный уровень самой интеллигенции все же очень невысок, и она не может быть удовлетворена своим существованием. Положение рядового русского врача, инженера или учителя, особенно, когда он связан семьей, неблестяще. На фоне тусклой, полной повседневных забот жизни, встречаются волны ненависти, идущей сверху, от настоящей интеллигенции, и снизу, из массы народа. Им может противостоять только заученная, казенная большевистская идеология. Но эта идеология стоит в потрясающем противоречии с жизнью. В результате, те, кто искренно в нее поверили, неизбежно переживают внутренний кризис и приходят к разочарованию. Очень часто то, во что верил студент, рушится в мышлении молодого врача или агронома, увидевшего вблизи жизнь советской деревни, или инженера, столкнувшегося с бытом и чувствами рабочих. Впрочем, искренних энтузиастов коммунизма удивительно мало. Для большинства официальная идеология – просто набор пустых фраз, которые необходимо повторять и слушать с серьезным видом. Для некоторых это – орудие карьеры, способ продвинуться выше, чем на то дают право их знания и способности. Те, кто, воспринимая большевизм всерьез, за немногими исключениями, свернули себе шею на различных уклонах. Для того, чтобы искренно оставаться верным «генеральной линии партии» в ее невероятных зигзагах, надо иметь чересчур гибкую совесть… более гибкую, чем у большинства русских людей. Нельзя не видеть, что советская власть ничего хорошего не дала народу.
Люди стараются уйти в личную жизнь, подальше от политики. Это бегство объясняет многие бытовые черты советской России; иные – большинство – ищут забвения в семье, и потому любовь в России глубже и острее, чем на Западе; другие – в тех немногих удовольствиях, какие им доступны. Что до пути борьбы – он всегда ведет к гибели, но многие идут и по нему, о чем свидетельствует множество процессов, среди участников которых новая интеллигенция составляла весьма значительный процент.
«Вождь. Ленин, которого мы не знали» (Саратов, 1992)
Украшением сборника, имеющего подзаголовок «Ленин, которого мы не знали», являются статьи В. Солоухина и Д. Штурман, чьи имена широко известны читающей публике: «Читая Ленина» и «Блуд на крови».
Не лишена интереса обстоятельная статья А. Авторханова «Ленин в судьбах России».
В. Крутов и Л. Верес, авторы пространного эссе «“Отцы-основоположники” коммунистического рабства», портят свою работу чрезмерностью атак на Ленина. Можно ли упрекать его за то, что он, принадлежал к интеллигентной семье, окончил гимназию, а затем университет, тогда как для выходцев из низов это было трудно или даже недоступно? На такие обвинения легко бы ответить. Ясно, что интеллигенция народу тоже нужна; иное дело – какое употребление Ленин и подобные ему люди делали из полученного ими образования.
М. Штейн убедительно разъясняет наконец происхождение Ильича, в исследовании «Род вождя». Оказывается, предок оного по женской линии, Израиль (Александр Димитриевич) Бланк действительно был евреем; но принявшим православие и дослужившимся, в роли медика, до ранга статского советника и потому получившим дворянство.
Большинство других работ, вошедших в состав книги, незначительно по содержанию. Г. Уэллс, Б. Рессель (по чудовищному написанию тут, Рассел), видевшие советского владыку мельком, мало что важного могут о нем сказать.
В. Чернов и Н. Валентинов описывают свои с ним встречи в те годы, когда он был еще сравнительно мало известен.
Трудно понять, зачем составители книги присобачили к ней, в виде послесловия, глубоко отталкивающий очерк некоего Н. Висецкого, ставящего себе задачу во всем и целиком оправдать пролетарского вождя, и при этом позволяющего себе возмутительные выпады против других участников того же сборника?
С негодованием отметим, что Солоухина он называет почему-то «лукавым» (?) – а следовало бы сказать «честный и проницательный», – а Дору Штурман, и того больше «неистовой» (?!) – когда ее следовало бы охарактеризовать как «умеренную и добросовестную».
Считаем, что включение этого неуместного послесловия составляет большую ошибку! Оно не может полностью отнять у книги ценность, но, безусловно, сильно ей вредит.
Священник Тимофей. «Православное мировоззрение и современное естествознание» (Москва, 1998)