Читаем Вечные ценности. Статьи о русской литературе полностью

Побеседовав с З. Шаховской, Медведев, вполне справедливо, отмечает, что у нее «трудный характер». Один из пунктов в их разговоре был ее решительный протест против канонизации Царя Николая Второго.

Берберову Медведев не совсем справедливо именует «вдовой Ходасевича». На деле, она ведь с ним задолго до его смерти разошлась и имела после него нескольких мужей, а он – другую жену.

Интервьюеру она наговорила массу невероятных глупостей. Например: «Мальтийского ордена не существует с 18-го в.». Помилуйте, да на моей улице в Париже открыто бюро этого ордена! Да фотографии его церемоний постоянно публикуются во французской прессе (вероятно, и в иных странах тоже).

Или вот: «Николай Второй и его министры все время палки в колеса втыкали, чтобы мужика не учить, чтобы сына его и внука не учить грамоте». Это ведь уж прямая ложь, и не только злонамеренная, но и грубая до предела!

Любопытно такое ее о себе сообщение: «У меня к гомосексуализму самое либеральное отношение». Вопрос вкуса, конечно.

О Керенском она кратко уточняет: «Политическая карьера Керенского связана с масонством».

Эдичка Лимонов объявляет: «Я всегда был патриотом и не скрывал этого»; но дополняет: «Сталин – тиран, но я считаю, что иногда тиран бывает и полезен, потому что помимо своей воли он сплачивает людей в переломные моменты истории». Хочется спросить: не слишком ли дорогой ценой?

О знаменитой французской писательнице в декадентском жанре, Натали Саррот, мы узнаем, что она в действительности, – русская еврейка, Наталья Ильинична Черняк. Взгляды ее, – ультралевой интеллигентки, которая с трудом и очень поздно разочаровалась в революции, но все же не принимала сталинизма. С комическим ужасом рассказывает она, что ей сказали о Солженицыне, будто он правый и даже, страшно вымолвить, – националист…

Владимир Максимов с одной стороны оправдывает всех, мол все мы были «жертвами социального соблазна», с другой же яростно атакует своих коллег А. Рыбакова и В. Солоухина за прежние ошибки (хотя в таковых был виноват сам не меньше их, и в свое время исправно восхвалял в стихах товарища Сталина).

Однако порою и у него вырываются правдивые слова: «Под книгами Пайпса и Янова подписался бы сам Розенберг»! Что верно, то верно…

Он нас информирует, что Кюстин[307] после своей русофобской книги, «спустя 10 лет написал абсолютно “наоборотную» книгу”. Не знаем, о какой книге речь?

Трудно согласиться с его крайне пренебрежительным отзывом о Николае Втором. Но мы видели, и еще увидим в той же книге, что тут г-н Максимов не одинок.

Вот, к примеру, Э. Кузнецов вовсе уж беспардонно обкладывает память нашего последнего Государя: «Те, кто ищет виновников в революции, пусть посмотрят на Николая Второго. Он сделал для революции так много, как ни один еврей».

А надо оговориться, что участием евреев в революции Кузнецов очень гордится! Чего бы, собственно? Ведь, в конечном-то счете, и сами евреи «за что боролись, на то и напоролись». А уж сколько зла революция принесла России в целом, – кто теперь не знает и не признает?

Э. Неизвестный[308] выражает, наряду с сомнительными, некоторые правильные мысли: «По моему, источник несвободы лежит в более глубоких понятиях, чем просто государственное устройство. Источники несвободы лежат в том, что после Возрождения из философии, науки, искусства начали изгонять и сердце человека. Забыли главное пророчество создателя новой науки Ньютона, что Вселенная не есть механизм, что и она все время испытывает потери, влияние других слоев бытия».

Самый противный и отталкивающий в книге объект интервьюирования, это бесспорно – В. Матусевич, директор русской службы радио «Свобода».

Не станем воспроизводить его злобных выпадов против А. Солженицына, И. Глазунова и И. Шафаревича.

Но вот как он отвечает на вопрос о будущей России: «Одно могу сказать, и, наверное, не буду оригинален, что все споры идут между теми, кто считает, как А. И. Солженицын, что Россия должна идти только своим особым путем, и теми, кто считает, что этот особый путь, которым мы шли долго-долго, никуда, кроме тупика, кроме как в провалы, пропасти и катастрофы не приведет и привести не может. В этой ситуации я лично считаю, так: единственно возможный путь – это путь адаптирования, модификации на свой российский покрой общедемократических ценностей, общедемократических институтов».

Переведем своими словами сии корявые пассажи: нас зовут на путь порабощения Западу, а прямее говоря – Соединенным Штатам.

Приведем заодно даваемую здесь же характеристику г-на Матусевича одним из его сослуживцев (для начальства): «Владимир Матусевич… склочный характер, инициатор конфликтов, был понижен в должности, патологический трус, сексуально озабочен, дома содержит большую коллекцию порнографии…»

Многие из интервьюируемых, не знаем, зачем в книгу попали: может быть, они в России и известны, а нам их имена ничего не говорят: Л. Махлис, В. Урин… Е. Щапова замечательна только тем, что была женой Э. Лимонова; это не так-то уж много.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное