Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Не зря украинский писатель В. Дрозд выражает сомнение и опасение словами: «Так вернется ли их время?» Они, это, понятно, сталинцы, но с ними и карьеристы, использующие перестройку в своих выгодах. И о них Дрозд полагает, что «их время» таки: «Да, может возвратиться».

Флюгер от поэзии Евтушенко корит русский народ за притерпелость, за «терпение бессмысленное, унизительное». Но что же оставалось делать в эпоху культа личности? И – что делал он сам? Не лучше и Е. Носов[319], трезво критикующий Сталина, но формулирующий теперешние задачи так: «Возвращение к Ленину… Наша шестая часть суши должна воистину по-ленински стать Страной Советов!»

Вовсе уж деревянным языком выражается Л. Почивалов, скверным слогом излагающий мерзкие мысли: «Достижением Великого Октября является небывалое повышение нашего гражданского достоинства. Оно меняло нашу психологию вообще и нашу психологию в отношении к загранице в частности. Не надо было тянуться в поклоне, в умилении к чужой ручке – тянулись к нашим рукам, чтобы пожать в восхищении перед достигнутым нами».

Сильнее всех, правдивее всех в сборнике, несомненно, – В. Распутин. Он говорит много дельного о проблемах нравственности в целом, о Байкале, о повороте рек, а о положении вещей сейчас высказывается следующим образом: «Если говорить о расслоении вертикального плана: бюрократия и народ – бюрократия сейчас чувствует себя довольно неуютно». Но еще важнее его слова о вопросах воспитания: «Не просто позволяется, а пропагандируется и внедряется массовая культура, рок-музыка, индустрия развлечений. Трудно понять тех, кто хлопочет о таком образе воспитания, жизни и мировоззрения. Ну, добьемся, что потеряем последние идеалы, развеваем последние добродетели, перепутаем всякие противоположности. А что потом?» Всему этому он предлагает противопоставить: «Собственную национальную культуру и все многоцветье, все богатство культур других народов». Ибо: «Массовая культура – это психоз потребительства. Она признак духовной пустоты или неустроенности». Из чего и делается конечный вывод: «Возвращение к истокам – это сейчас самое главное, остальное пойдет вслед».

«Наша страна», рубрика «Библиография», Буэнос-Айрес, 15 июля 1989 г., № 2032, с. 2.

А. Солженицын. «Протеревши глаза» (Москва, 1999)

Критическое эссе «Протеревши глаза», по которому назван весь сборник, посвящено разбору «Горе от ума» Грибоедова.

Что мы хотим тут отметить, это, что у Солженицына был предшественник, и предшественник – на страницах «Нашей Страны». В ней когда-то Б. Ширяев сделал Грибоедову те же самые упреки, какие делает теперь автор «Архипелага Гулага»[320]. В частности, несправедливость чисто отрицательного изображения Скалозуба, как ни как участника (и, похоже, блестящего) Отечественной Войны и Молчалина, дельного молодого чиновника. Солженицын-то больше всего сосредотачивается на фигуре Софьи, показывая неправоту Чацкого по отношению к ней. Но у него гораздо больше места, чем было у Ширяева в маленькой статье, определявшейся размерами газеты.

Следовало бы, конечно, указать номер «Нашей Страны», – но не могу. Врагам удалось уничтожить мой архив (дело всей моей жизни, имевший, без преувеличения, огромную ценность для России…). Может быть, редакция сумеет сделать нужные уточнения.

Гораздо длиннее, чем этот очерк, в том же сборнике, незаконченная повесть «Люби революцию».

Отдадим должное мастерству рассказа; оговоримся, что незаконченность здесь мало вредит: дана яркая картина значительного отрывка, – начала, – Второй Мировой войны. Притом, видимо, целиком автобиографическая.

Но тут, не могу не сказать, образ героя таков, что у меня его душа не принимает. Убежденный большевик, рвущийся во что бы то ни стало на фронт, защищать советский строй, горячо жалеющий, что по возрасту не смог участвовать в революции…

Конечно, быль молодцу не в укор. Мы знаем все, чем стал потом Солженицын; высоко ценим его борьбу с коммунизмом, которому он нанес непоправимые для того удары.

Но если он был когда-то таким, как изображаемый им Глеб Нержин, – лучше бы, право, об этом забыть…

На чью сторону летит, при чтении, мое сердце, – это на сторону тех казаков, которые со враждебной радостью следят за отступлением Красной Армии.

Как они, я – и все близкие мне по духу подневольные граждане СССР, – с надеждой, с нетерпением ждал прихода немцев и краха ненавистной системы порабощения. Разочарование в Германии пришло потом.

Но другого пути не было, – и, вернись то время, мы бы все равно жаждали, прежде всего, как главное, – разгрома сталинской тирании.

Впрочем, до чего же слеп идеалист Нержин! И до чего чужд народу… И у Солженицына крестьяне с отвращением говорят о колхозах, местами приоткрывается ужас концлагерей, даже бывшие участники революции (кстати, не очень симпатичные, в его же изображении), думают больше о том, как выжить и спастись, а совсем не о завоевании пресловутой «земшарной республики Советов».