Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Кидается в глаза много общего в судьбах двух писателей, – и их жен. Федор Михайлович играл на рулетке; Александр Степанович пил. И читая письма его жены, трудно не вспомнить письма жены его великого предшественника.

Оба писателя знали глубокую нужду. Но, тогда как судьба Достоевского постепенно улучшалась, у Грина она наоборот становилась все более безвыходной.

Грина называли, помню, в тогдашней советской прессе «самый нерусский из русских писателей». По внешней структуре его рассказов и романов оно и верно, но душа-то у него была русская.

И притом христианская; он и умер как православный, позвав священника. Которому сказал, между прочим, на вопрос, прощает ли он врагам: «Батюшка, вы думаете, что я очень не люблю большевиков? Я к ним совершенно равнодушен».

Такое равнодушие, однако, хуже лютой ненависти!

Материальные лишения и накопляющееся на сердце отчаяние не мешали Грину писать с присущим ему талантом. О том свидетельствует интересная – к несчастью, незавершенная, – автобиография и роман «Дорога никуда».

Который Варламов безоговорочно считает лучшим у Грина. Многие предпочтут, однако «Бегущую по волнам».

Я когда-то очень любил «Золотую цепь», хотя она и уступает двум вышеназванным по качеству.

Любопытно отметить, что «Бегущая по волнам» переведена на французский язык. А какие есть, – и есть ли вообще, – переводы других вещей Грина на иностранные языки, я, к сожалению, не знаю.

Но для большинства читателей, полагаю, самыми известными и любимыми останутся не романы, а в особенности два рассказа изобретателя Гринландии: «Алые паруса» (по которому уже и сделан фильм в России) и «Корабли в Лиссе».

Маленьких-то рассказов писатель оставил на десяток томов, и многие из них – блестящие, и по форме, и по глубине мысли.

С кем можно и стоит сравнить Грина? Напрашивается сопоставление с итальянцем Эмилио Сальгари[337], который, как и он, мечтал стать, но никогда не стал моряком (и очень любил, чтобы его называли «капитаном»!). Но тот – автор приключенческих романов, увлекательных, но скорее остротою фабулы, чем психологией персонажей.

Другое же сравнение – Джозеф Конрад, который моряком стал и который принадлежит к числу писателей самого высокого класса, не только в английской, но и в мировой литературе. Большинство его романов и рассказов развертываются на фоне моря, хотя и не все. Курьезно, что у него с Александром Степановичем Гриневским общее происхождение – польское. Но этот последний решительно предпочел считать себя русским и от корней по отцу отвратился.

Из массы, весьма значительной, его сочинений сравнительно в немногих действие происходит в России («Черный алмаз», «Малинник Якобсона» и другие), и они, как факт не из лучших (и, между прочим, в очень мрачном, пессимистическом тоне).

Основное, главное поле действия его созданий, – фантастическая страна, – карту которой, однако, он твердо знал и географию которой строго выдерживал, – где города Зурбаган и Лисс, где берега омываются проливом Кассет, и где вдали, на океане, расположен остров Рено.

Как относились к Александру Степановичу его коллеги по перу, его соотечественники?

Варламов указывает, что Горький (проявляя большую проницательность) говорил: «Грин – талантлив, очень интересен, жаль, что его так мало ценят». Но ничем не пожелал ему помочь, – а ведь очень бы мог!

Пильняк относился к нему свысока и с пренебрежением. Сейфуллина[338] – позорным образом! – судила о нем с ненавистью! «Грин – наш идеологический враг. Союз не должен помогать таким писателям! Ни одной копейки принципиально!» (Речь идет о Союзе Писателей).

С некоторым сочувствием относился к нему Вересаев[339], подлинным другом его был писатель И. А. Новиков[340] (автор книг о Пушкине). Позже высоко его ценил (но не слишком хорошо понимал) Паустовский. Л. Борисов писал о нем с симпатией, но его рассказы не очень надежны (H. Н. Грин высказывалась про них с раздражением).

Помимо вопросов идеологии, беда Грина заключалась, парадоксальным образом, в увлекательности и яркости всего, что он создавал, в сюжетах с острыми ситуациями и романтическими картинами.

А в России его времени – перед крушением царской власти, – установилась прескверная традиция (вполне идущая вразрез с заветами Пушкина и Лермонтова в прозе!), основанная на мироощущении Чехова: серого, тоскливого бытописательства, приземленного и – непременно – скучного.

Сам-то Антон Павлович начинал совершенно иначе, дебютировал великолепной детективной повестью «Драма на охоте». Но почувствовав заказ тогдашней интеллигенции, стал писать на ее вкус, – и имел бурный успех. Заслуженный в меру его дарования: но имевший роковые последствия для дальнейшего развития русской литературы…

«Наша страна», рубрика «Мысли о литературе», Буэнос-Айрес, 12 ноября 2005, № 2783, с. 5.

Придушенный талант