В номере 8 цитируется напечатанная в журнале «Знамя» статья о. Георгия Эдельштейна «Невозможно примирить “да” и “нет”»: «Автобус везет меня по улице Советской мимо огромного гранитного памятника Я. Свердлову. Почему центральная улица Костромы по сей день – “Советская”? Советы для меня, священника, – власть злобных и лживых безбожников и безжалостных оккупантов. Я. Свердлов – один из их мерзопакостнейших главарей». Прекрасно сказано, и вполне справедливо!
Согласимся отчасти с мыслями Ю. Каграманова в статье «Бегство вперед» в № 9: «Надо мириться с постепенной, исподволь совершающейся трансформацией «человеческого материала», доставшегося в наследство от советской эпохи».
«Новый мир» № № 10 и 11 за 2000 год
В шедшем через 2 номера романе (видно, автобиографическом) А. Варламова «Купавна», отражен путь мальчика, а затем и юноши, из средне-интеллигентной левой подсоветской семьи к православию и русскому патриотизму. Путь сложный и извилистый, не только через пионерство и комсомол, но и, например, через увлечение чилийскими и прочими южноамериканскими революционерами (Альенде, Геварой…), приведшее его, среди других последствий, к обстоятельному изучению испанского языка. Жаль только, что о конечной-то фазе его эволюции автор говорит лишь вскользь и как-то даже не серьезно. Любопытно впечатление, оставленное у персонажа этой встречи с А. Эйснером, в прошлом репатрианта из Франции, сражавшегося в Испании на стороне красных и затем, вернувшись на родину, оказавшегося надолго в концлагере; к моменту встречи у него от коммунистических иллюзий мало что осталось…
Рассказ Р. Солнцева «Двойник с печальными глазами» – жутковатый психологический этюд об отношениях лирического героя, геолога по специальности, с приставленным к нему сексотом.
Другой еще рассказ, все в том же, 10-ом номере, «Суд Париса» Н. Байтова, – скучная ерунда.
Мелкие заметки, тут же, Ф. Искандера под заглавием «Понемногу о многом» – иногда незначительные, иногда любопытные. Выпишем такой кусочек: «Дикая жара стоит в Москве. Я в больнице. Добрая, старая нянечка подала мне завтрак и сказала: “В Москве такая жара, потому что много мусульман наехало с юга. Они мерзнут и просят своего Бога, чтобы стало жарко”. – “А вы молите своего Бога, чтобы было прохладней” – посоветовал я, – “Вас же гораздо больше!” – “Наш Бог уступчивый”, – вздохнув сказала она».
Или вот еще: «Слово “война” по-русски и на всех европейских языках, отвлекая от сущности войны, смещает наше сознание к ее конечной цели: защищать или отнимать какие-то земли. По-абхазски война обозначается с первобытной откровенностью. Война по-абхазски – “взаимоубийство”».
В. Непомнящий, полемизируя с С. Бочаровым, отстаивает религиозный характер произведений русских классиков. Он прав: но полемика выглядит растянутой и носящей слишком специальный для восприятия заурядного читателя характер.
Номер 11, неожиданно погружает нас в тяжелую атмосферу тоскливого бреда. Повесть В. Попова «Ужас победы» есть нечитабельная галиматья. Автор вообще пишет и печатается много; но абсолютно лишен как таланта, так и художественного вкуса.
«Стариковские записки» С. Залыгина и «Дневниковые записи» И. Дедкова «Холодная рука циклопа» – равно лишены интереса. В последних можно посочувствовать враждебному отношению автора к большевизму; но очень отталкивающее впечатление оставляет его восхищение нечестным и злобным изображением царя Николая Первого в толстовском «Хаджи-Мурате». Как известно, сам Толстой, на возражения современников, признавал, что изобразил царя несправедливо, по оправдывался тем, что мол к царю надо предъявлять особые требования.
Отдел рецензий и обзоров, часто составляющий самую живую часть журнала, на сей раз посвящен обзору книг, которые мы не читали, и которые нам не хотелось бы читать; видно, что они полны неудачных литературных и психологических вывертов, переходящих в патологические извращения.
На этой дорожке русская литература далеко не уйдет, застряв в смрадном, затягивающем болоте…
К. Кобрин, ведущий здесь «Книжную полку», ни к селу ни к городу разражается злобной и совершенно неубедительной филиппикой против русских царей: оказывается, Александр Первый был «тихий сумасшедший», а Николай Первый – «другой сумасшедший, громкий и деятельный».
Если сравнить их политику и ее результаты с таковыми советских вождей, – сдается, баланс окажется, однако, в их пользу: и даже весьма…
«Новый мир» № 12 за 2000 год