Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Мы не принадлежим к числу поклонников теперешней женской прозы в Эрефии, обычно грубо материалистической и циничной. Но готовы признать, что роман Г. Щербаковой «Уткоместь», – не чета мазне всяческих А. Петрушевских, Т. Толстых и, тем паче Н. Медведевых. У автора есть и воображение и, до известной степени, чувство меры.

Однако позволим себе дать ей один технический совет. Она, видимо, очень любит слово попа (иногда с вариантом попка). Если бы половину вычеркнуть – текст сильно выиграл бы в художественном отношении.

Выпишем, с полным согласием, следующий пассаж: «Я понимаю, это не по-христиански, но коммуно-фашистов я бы убивала собственной рукой. После ГУЛага так ничего и не понять? Какой же еще опыт, Господи, ты можешь предложить этому народу? Какой?»

И еще, о наших днях: «Грубое время, рожденное хамами другой эпохи».

Четыре коротких рассказа Б. Екимова, объединенные названием «Житейские истории» – очерки в жанре деревенщиков, среднего, по мастерству, уровня.

Гвоздь номера – отрывки из воспоминаний Солженицына «Угодило зернышко промеж двух жерновов».

Он рассказывает тут о своей поездке на Дальний Восток, в Японию и на остров Формозу. Понятно, что его там и здесь встречали и угощали наилучшим образом. И все же он остался сильно недоволен кухней! Видимо – из патриотического пристрастия к отечественной.

Трудно признать его правоту.

Не то, чтобы я был очень-то привержен к японской кулинарии, но все же… Случилось, что у меня был приятель по Школе Восточных Языков, молодой француз, позже проработавший 2 года в университете в Токио, преподавателем своего родного языка. Так вот с ним я не раз посещал потом японские рестораны в Париже. И, на мой взгляд, кормят там вовсе неплохо. А уж чтобы худо пахло, в тех, где наш писатель бывал, – и совсем не верится.

Еще больше, когда он то же самое повторяет о китайской, у тайванцев. Как-никак, китайская-то кухня имеет мировой престиж…

Скорее всего, Александр Исаевич просто был чересчур утомлен, а то и не совсем здоров, – а в такие моменты всякая пища вызывает (иногда незаслуженно!) отвращение.

Огорчает и такое его резюме: «В Японии я испытал непреодолимую отдаленность». Несколько ближе пришлись ему антикоммунистические китайцы (правоверные большевики сказали бы: «белокитайцы»!): «Бедные, бедные тайванцы! – почти обреченные, всеми покинутые»…

Остальное – о пребывании в США и о путешествии в Англию. Узнаем, что он там встречался и с герцогом Эдинбургским, и с принцем валлийским, и со ставшей теперь столь легендарной принцессой Дианой (с этими двумя даже в камерной, интимной обстановке).

Немало крови попортил писателю мелкий жулик Флегон (как ни странно, а мне его довелось встречать в Париже!). Затевавший против него всякие нелепые процессы и писавший о нем нелепейшую белиберду.

Из числа интересных встреч, о коих он упоминает, отметим таковую с Солоухиным; которого он не сумел вполне оценить, – а это ведь был несомненно самый крупный из живших тогда в СССР писателей…

К воспоминаниям приложено письмо Солженицына королеве Елизавете в защиту графа Н. Толстого против чудовищного иска Алдингтона, на которое он получил в ответ лишь формальную отписку. Что можно понять: королева не осмелилась выступить против «национального героя», и в защиту каких-то иностранцев, казаков, хуже того, с точки зрения ортодоксальных британцев, – коллаборантов. Курьезная деталь: при встрече с Тэтчер Александр Исаевич ей советовал распустить Коммонвелт[348] (та – полагаем благоразумно – его предложению не вняла).

В отделе рецензий, С. Ларин спрашивает себя: «Может быть, действительно, наше общество несколько устало от мемуаров сталинских сидельцев?» Г Корнилова, рецензируя книгу Н. Галкиной «Архипелаг Святого Петра», с грустью отмечает: «Ведь любовь к нашей сегодняшней литературе порядком выцвела, устремилась в сторону скабрезного анекдота или же холодных метафизических рассуждений».

В отделе «Библиография» под редакцией А. Василевского находим следующие рассуждения: «Неприятие political correctness оправдано тем, что политкорректность (кстати, возможен и другой перевод: политическая правильность) не то, чем она кажется. Political correctness лицемерна не потому, что политкорректный индивид говорит вслух “афроамериканец”, а думает: “все равно, негр”, а потому, что она защищает не всех. Защите не подлежат белые здоровые гетеросексуальные мужчины христианского вероисповедания, хотя эту группу тоже можно рассматривать как одно из “меньшинств” американского общества. И это не случайное упущение, а суть политической корректности/правильности».

С интересом читаем тут же сообщение, «что в 1996 г. Клинтон подписал закон, который поставил крест на обучении американских школьников “безопасному сексу”, теперь казенные деньги выдаются только на пропаганду воздержания от секса вне брака. Конгресс, разработавший этот закон, пришел к выводу, что воздержание от сексуальной активности является единственным способом избежать болезней, передаваемых половым путем».

Голос здравого смысла!