Вечные ценности. Статьи о русской литературе

«Игры на свежем воздухе» А. Смирнова – воспоминания о детстве, слегка скучноватые.

Из двух рассказов М. Степановой первый «Черная кошка» – подчеркнуто аморальный; второй «Татина Тителяевна» – определенно омерзительный: описание агонии женщины, умирающей от рака. Почему-то в современной постсоветской литературе, в том числе и в «Новом мире», подобные сюжеты ныне в большой моде…

«Средокрестия Москвы» Р. Рахматуллина рисуют картины истории и географии Белокаменной; как и прежние, они симпатичные и интересные.

Много места в номере занимает «Набоковиана», с очерками С. Чекаловой, Н. Мельникова и С. Костырко, посвященными недавно изданным биографиям покойного мэтра. Мы решительно не считаем Набокова большим писателем. Пока он писал по-русски, его можно было называть подающим надежду и стоящим несколько выше среднего уровня. Перейдя же на английский, он стал проявлять ярко выраженный дурной вкус, и творчество его скатилось на уровень зеро.

В «Кинообозрении» Н. Сиривли выражает мысль, что «после взрыва небоскребов в Нью-Йорке» почувствовалась полная исчерпанность постмодернистской концепции человека. И считает, что в связи с этим, в кинематографе наметился сдвиг к поискам абсолюта, и стали появляться фильмы с попытками «прикоснуться к реальным метафизическим основаниям бытия».

В отделе «Библиографические листки» приводится мнение В. Башлачева из «Спецназа России», что «невидимая война через аборты погубила русских детей в 2,5 раза больше, чем погибло в трех видимых катаклизмах» (то есть в Гражданскую, во Вторую Мировую и при раскулачивании). Если нынешнее состояние продлится еще 10 лет, то будущего у нас русских – просто нет».

Д. Быков, в «Консерваторе», думает, что «Бог наблюдает за Лимоновым с одобрением и интересом». – Вот уж уверены, что нет! Полагаем – с отвращением. Вот Вельзевул тот вероятно, с сочувствием. Зато А. Латынина вполне права, говоря во «Времени» о том же Лимонове, что он «грезит о кошмарной утопии и вбивает свои страшные бредни в неокрепшие мозги молодых маргиналов».

А. Зубов в «Посеве», полемизируя с американским русистом Т. Грэмом, восклицает: «Грэм считает, что СССР был Россией, я – что СССР Россию отрицал». Что правда, то правда.

Согласимся также вполне со словами Л. Бородина в «Литературной Газете»: «Ограничению подлежит все, способствующее уничтожению жизни на Земле – и хищничество в отношении природы, и такие, допустим, явления, как гомосексуализм и лесбиянство, ведущие к прекращению человеческого рода».

«Наша страна», Буэнос-Айрес, 13 марта 2004 года, № 2745, c. 5.

А. И. Солженицын об А. К. Толстом

С некоторым опасением начал я читать статью А. Солженицына в «Новом Мире» (номер 9 за 2004 год) «Алексей Константинович Толстой – драматическая трилогия и другое». Дело в том, что А. К. Толстой – один из моих любимых поэтов, и мне было бы больно прочесть о нем резкий отзыв. А таких ведь делалось не мало, – левые современники его зачислили в реакционеры, да и позднейшие критики, по разным причинам, нередко на него нападали.

Что никогда не мешало ему, прежде и теперь, иметь многих поклонников в России и за рубежом. К числу их принадлежал, между прочим, Великий Князь Владимир Кириллович, – с которым у меня были когда-то интересные о нем разговоры. Да и к ним же видимо принадлежит талантливый и известный русский писатель на французском языке Владимир Волков; поскольку влияние поэта явно сказывается в его исторических романах.

Но я боялся напрасно. О слабостях и недочетах, которые бесспорно есть в раннем романе «Князь Серебряный», Александр Исаевич упоминает как бы нехотя, явно не придавая им чрезмерного значения.

А о Трилогии прямо говорит: «Большое достижение русской драматургии, недостаточно оцененное».

Можно вполне согласиться и с оценкой Солженицына последней из трех пьес «Царь Борис» как «наименее удачной». А равно и с тем, что вершину этого цикла представляет «Царь Федор Иоаннович». Любопытна психологически (хотя и с оговорками) попытка автора «Красного Колеса» сравнить Федора Иоанновича с царем Николаем Вторым.

Настойчивое сопоставление Трилогии с пушкинским «Борисом Годуновым» естественно и законно, но его, пожалуй, лучше бы выделить в особый и отдельный этюд. А вот насчет драмы «Посадник» можно уточнить, что она действительно не закончена (а не представляет собою умышленный отрывок); сохранились планы окончания, подготовленные Толстым.

Серьезные возражения напрашиваются на суждение в статье о лирической поэзии А. К. Толстого; «Большая часть обращена к будущей жене, а от женитьбы – почти пресекаются».

То есть тут есть некоторая двусмысленность. Ведь формально повенчаться с Софией Андреевной, по первому браку Миллер, Алексею Константиновичу удалось только очень поздно (первый муж не хотел давать развода). Но фактически они жили вместе с 1856 года. К «будущей жене» обращены, собственно, такие стихи, как (шедевр творчества Толстого!) «Средь шумного бала» и «Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость».