Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Проблемам цветаеведения посвящены три статьи и пассаж в «Библиографических листках». Л. Панн («Из любви пешеходов») разбирает переписку Марины Цветаевой с Н. Гронским. О ней мы уже писали в «Нашей Стране». Повторим только, что в этих письмах интересны не столько личные отношения авторов, как их высказывания на литературные темы. И. Белякова («Сын поэта») исследует дневники сына Цветаевой Мура, – о них мы тоже уже писали. Несколько чрезмерны ее восхищения культурностью составителя и его предполагаемыми дарованиями. Конечно, он вырос во вполне интеллигентной семье и учился во французской школе (что, в советских условиях, могло представляться весьма престижным). Находить же у него особые таланты требует большой дозы воображения и благожелательности.

Любопытна в своем роде статья Т. Духаниной «Нецелованный крест» по своему открыто враждебному и резко отрицательному отношению к личности поэтессы. Она как бы настойчиво твердит и повторяет нам: «Не любите!» «Не уважайте!» и даже «Не жалейте!».

Но мы не послушаемся. Конечно, в творчестве и в высказываниях Цветаевой много противоречий, а в ее биографии немало грехов. Но это грехи такие, которые мы в состоянии простить. А ведь у других крупных поэтов бывают часто грехи непростимые. Например, у Маяковского и даже у Блока…

Напротив, совсем не разделяем сочувствия Духаниной С. Эфрону, киллеру на советской службе и ренегату белой эмиграции. Неубедительно звучат для нас и ее оправдания по адресу Мура; а уж утверждение, будто в дневниках сего последнего «чувствуется огромный талант», – мягко сказать, сильно преувеличено.

Вот осуждения, все в той же статье, по адресу матери Марины Ивановны, – они, да, не лишены оснований (хотя не слишком ли беспощадны, все же?).

Ю. Павлов, мнение которого, выраженное в журнале «День Литературы», воспроизведено в «Новом Мире», приписывает Цветаевой «духовную нерусскость, неправославность».

Это бедной-то Марине Ивановне, которая, – хотя главные языки Европы знала, как родной, и европейскую культуру понимала до глубины, – настолько чуждой чувствовала себя на Западе, что даже китайца воспринимала «почти как земляка»!

Марине Ивановне, писавшей, в самые страшные революционные годы:

За царевича младого Алексия
Помолись церковная Россия!

А кто из русских поэтов тогда так чувствовал и так говорил?

Бог весть, в какой степени ортодоксален г-н Павлов, какие подвиги патриотизма и обрядоверия за ним числятся. Но нам что-то от его жесткого фанатизма веет не Христом, а скорее Люцифером.

«Наша страна», Буэнос-Айрес, 23 июля 2005, № 2776, с. 3.

«Новый мир», № 4 и № 5 за 2005 год

Удручает слабость литературных отделов; неохота о них и говорить.

В № 4 Г. Померанц («Опыт Майкельсона») рассказывает о своей дружбе с дочерью Белы Куна, горячо защищая память «вождя венгерской революции» и «идеального коммуниста». У нас о сей личности несколько иное представление, как о кровавом палаче и изверге рода человеческого. Но, понятно, de gustibus non est disputandum. В остальном, Померанц нас осведомляет, что: «Сближение мужчины и женщины – акт расширенного познания… Мужчина познает женщину, женщина познает мужчину». Мысли, конечно, глубокие. Поблагодарим автора за сообщение.

А. Латынина («Ваши классики – уроды и кретины») в том же номере, описывает деятельность Маруси Климовой, в частности по проведению фестиваля петербургского декаданса «Темные ночи»: «Действо происходило в самом подходящем для этого месте – петербургском зоопарке. В здании бывшего змеюшника толклись какие-то раскрашенные мужчины в коротких юбках и колготках, безголосые певцы с печатью всех возможных пороков на испитых лицах, столь же испитые поэты, произносящие на редкость убогие тексты и необыкновенно “смелые” модельеры, один из которых нарядил свою модель в костюм из сырых яиц, которые тут же на глазах у изумленной публики и разбил». Сие собрание «разношерстных трансвеститов» охранялось крепкими юношами в портупеях из национал-большевицкой партии Лимонова».

Докатились!..

Мы узнаем позже, что сама Климова «предпочитает Пушкину Дантеса (более того – он самый любимый ее герой во всей русской литературе)». Комментарии, пожалуй, излишни…

В том же номере В. Орлова («Как айсберг в океане»), обозревая современную молодую литературу в Эрефии, отмечает: «Мы ведь живем в мире, где, прямо скажем, не очень хочется держать глаза открытыми. Болезни, смерти, социальная незащищенность, как принято выражаться, “слоев населения”. А на деле – людей: голодающих пенсионеров, беспризорных детей, приезжих рабочих, без крова, куска хлеба, элементарного медицинского обслуживания».

Невеселая картина!