В статье «Правда, увиденная своими глазами» С. Беляков констатирует, что современная постсоветская литература полна крайнего пессимизма и рисует жизнь в России как кошмарную и нестерпимую. Причем он сам подобного взгляда не разделяет. Но тем лучше для него, если он не страдает (как большинство населения) от нужды и бедности и не испытывает идеологических противоречий с господствующим режимом.
Цитируемые же им писатели, с совершенно различных позиций, находят создавшееся теперь положение неприемлемым и резко от него отталкиваются.
В очерке «Пейзаж Челябы» С. Костырко рисует крайне безрадостную картину посещенного им Челябинска, где сохранились все основные особенности советского быта, в архитектуре, в идеологии и в общем мировоззрении.
«Автобиографическая проза» К. Титовой под заглавием «От судьбы не уйдешь» увлекательна как роман и написана превосходным языком (вопреки жалобам автора на недостатки в ее образовании и воспитании!).
В ней спокойно и без нажима описаны ужасы пережитого: советский террор, война, оккупация, возвращение большевизма. Все это не помешало Титовой сделаться научным специалистом – и видимо высокого класса. Жаль, что о многом – включая важное – она говорит мельком и чересчур сжато. Включая о знакомстве с видным ученым Н. Тимофеевым-Ресовским.
Как всегда, – к сожалению! – слабее всего в номере отдел художественной литературы.
Е. Донец («Страна Бомжария») изображает быт бродяг, находящихся на последней грани борьбы за выживание.
Г. Давыдов в «Письмах братьев Пате» нагромождает пустословие и вставляет совершенно безграмотные рассуждения о французском языке. Он считает, что по-французски «переулок» называется пти рю (это совершенно невозможно: было бы птитрю), и что «бывшие» называются si-devant (это вместо ci-devant).
Длинная повесть А. Смирнова «Мор» начинается в манере С. Лукьяненко (только тот талантлив, а Смирнов бездарен): мол, есть разновидность людей, которые с детства суть прирожденные колдуны, имеющие возможность произвольно изменять свою судьбу и судьбу окружающих. Но дальше он впадает в грубые противоречия и под конец переходит в омерзительную похабщину.
У фантастического жанра литературы есть свои правила, – и лучше за него не браться, если не умеешь их соблюдать!
«Новый мир» № 2 за 2008 год
К числу наиболее значительного в номере принадлежат этюды В. Новикова о Блоке.
Из них мы видим, что Ахматова, Цветаева и Набоков (тогда еще Сирин) были дружно уверены после смерти поэта, что тот попадет в рай.
Мы не вправе полагать пределы милосердию Божью. Но… хула на Богоматерь и на Христа – простимы ли это грехи? Не говоря уж о поддержке большевизму…
О другой, более интимной, сфере жизни Блока, Новиков замечает: «Будущий поэт с приятелями-гимназистами заглядывал в петербургские бордели… интерес ко жрицам продажной любви он не утратил и в дальнейшей жизни, повредив при этом здоровье». И добавляет: «Эстетический и моральный авторитет русских романистов настолько велик, что оспаривать их правоту невозможно», указав, что потребление проституции строго осуждали наравне Достоевский и Толстой, Чернышевский и Куприн. Особенно отвратительно, что у Блока тут были не слабость или легкомыслие, а некая сознательная инфернальная система!
По-прежнему интересно продолжение воспоминаний В. Полонского «Моя борьба на литературном фронте». Как и прежде, мы читаем в приложенных комментариях, вновь и вновь, о писателях, поэтах и общественных деятелях 20-х – 30-х годов краткое сообщение: «расстрелян».
А. Латынина («Филология и подвижничество») разбирает метаморфозы подсоветского и постсоветского издания биографического словаря русских писателей.
Т. Касаткина («Колонка для живой воды») описывает свои впечатления, – недоумения, разочарования и восхищения, – при приобщении к церковной и монастырской жизни.
В литературном отделении рассказ А. Волоса «Паланг» не без таланта рисует жизнь и чувства собаки, – волкодава, – на фоне абсурдной и беспорядочной междоусобной войны в Таджикистане.
Два рассказа В. Ремизова суть, собственно говоря, бледные очерки, один из деревенского, другой из охотничьего быта.
«Футурологический этюд» Л. Зорина «Островитяне» есть нечто томительно и нестерпимо скучное с необоснованными претензиями на глубокомыслие.
В «Библиографических листках» приводится мнение М. Кронгауза из «Русского Журнала», что в области русского языка: «Период нестабильности привел к психологическому и коммуникативному дискомфорту». – Да уж!.. Но он надеется, что: «Последует некая стабилизация, и будет выработан новый стандарт и “новый литературный язык”».
Только вот: зачем это нужно? И что в этом хорошего?
Е. Лебедева в «Русском Проекте» констатирует: «Лев Толстой стал примером и своеобразным “моральным оправданием” отрицания России и ее православной культуры всевозможными современными сектантами и анархистами». – Грустно, но факт!