Вечные ценности. Статьи о русской литературе

С. Беляков в очерке «Призрак титулярного советника» исследует роль фигуры «маленького человека» в русской литературе. Если прежде это был мелкий чиновник, не имевший солидного образования, в теперешней России вопрос определяется наличием денег. Но в целом социальное противоречие стало гораздо более острым, чем в дореволюционные времена.

Из рецензии А. Зубова на книгу Ренаты Гальцевой мы узнаем, что эта последняя выражает очень трезвое мнение.

А именно, она «виновником “вывиха” общественного сознания, приведшего к национальной катастрофе, считает тех русских людей, кто первыми высказал губительную мысль о сломе всей старой, традиционной России, как необходимом условии строительства России новой – счастливой и справедливой».

Она совершенно права.

С чем Зубов не может примириться и плетет, ему вообще свойственную, целую сеть фальшивых рассуждений и схем о судьбах России, ничего не имеющих общего с действительностью.

Любопытно, что он ссылается как на высший авторитет на американца Пайпса, одного из самых злобных и пакостных врагов России!

В отделе «Библиографические листки» на сей раз много интересного. Но каким языком в нем выражаются! Вот образцы: «Медийное пространство – это знаковая система потребления!»; «Многочисленные рафинированно-демшизовые поклонники»… Если это по-русски, то, во всяком случае, выше нашего понимания!

А. Архангельский пишет во «Взгляде»: «Не будет литературы – не будет России. Убери ее – и останется одна нефть. Но есть ли она еще, русская литература-то?»

В «Полярной звезде», в переводе с французского Ж. Аттали рисует нам заманчивые картинки близкого будущего: «Непоколебимость моногамной семьи будет осуждена, как анахронизм, как иллюзия, доставшаяся нам от феодальных времен. Постепенно утвердится и легализуется новая форма отношений, которая в любом случае не будет иметь ничего общего с полигамией, так как никто никому принадлежать не будет. Зачатие детей, вынашивание плода и уход за младенцем будут выполняться с помощью наружных матриц». Брр…

Л. Лосев в «Неприкосновенном Запасе» констатирует: «В небольших дозах эзоповский элемент литературному тексту не вредит. Но часто стремление к эзоповскому высказыванию становится формообразующим. Характерный пример – стихи Евтушенко 60–70 гг. Стратегия двусмысленности распространилась на все его стихи – не только политические, но даже любовные».

А. Дударев в «Сибирских огнях» выражает мнение, что «в ХХ-м веке над Церковью происходил Суд Божий, знаменуя завершение “Константиновской эпохи”».

В «Неве» Ю. Колкер выражает нестандартные и неглупые суждения о Жюль Верне и об Агате Кристи: «Она – психолог. Она вся целиком погружена в традиционное. Ее наблюдения над обществом, людьми и природой изумительны: в них она ни Прусту, ни Толстому не уступит. Она, конечно, и писала-то ради этих наблюдений, утонченных, выверенных; для нее самой детективные сюжеты – кость, брошенная черни. Сходится она с Верном только в одном – в народном отклике. Тут тоже – миллионы читателей, а слава вообще небывалая».

Любопытны высказывания в «Н. Г. Ex Libris» Р. Рахматуллина: «Я антизападник. Ничего не могу с собою поделать, – очень нервно, резко отношусь к пространству, лежащему за цивилизационной границей восточного христианства. Почти уверен, что это враги, за исключением, может быть Италии – страны наименее русофобской, где откликаются на тост “Per Prima, Secunda е Terza Roma”».

Там же в «Н. Г. Ex Libris» Д. Давыдов объявляет: «Поэзия сейчас переживает подлинный расцвет, даже не равный, но превосходящий Золотой и Серебряный века». По количеству, пожалуй; но не по качеству, увы!

Какие же имена он мог бы назвать?

Г. Шультяков в «Новой Газете», с отчаянием восклицает: «Говорят, быть русским означает – принадлежать к русской культуре. Но классическая русская культура, состоявшая в единстве быта, религии и искусства, утрачена».

А вот, надо постараться утраченное вернуть! Если мы себе поставим эту правильную цель, то – как знать? – можем многого добиться. С Божьей помощью… Но не прежде того!

«Наша страна», Буэнос-Айрес, 23 мая 2009, № 2868, с. 7.

«Новый мир» №2 за 2009 год

Повесть А. Кормашова «Борщевик» есть набор омерзительных картинок из области садистического бреда.

Процитируем первый абзац: «Один человек пошел в лес. Он взял с собой ружье. В лесу он увидел зайца. Заяц сидел в траве и шевелил усами. Человек прицелился и выстрелил. А там лежала лосиха. Дробь попала лосихе в глаза, и лосиха ослепла. Человек испугался и убежал». А в конце читаем следующее: «Павел помогал переносить сено. В одном из рулонов обнаружился маленький плоский трупик. Заяц, подумал Пашка».

В середине рассказа подробно описывается, как главный персонаж отрубил голову кролику.

О сценах больной эротики нам уж и вовсе не хочется говорить.

Ну, для чего такое пишется? А главное, для чего, и для кого, печатается?!

Вторая в номере повесть, «Дворник Люба» Н. Соколовской, представляет собою бытовой очерк, того типа, какой Даль именовал «физиологическим».