Вечный свет

Верн, зажатый между перилами, коробкой и чемоданом, чувствует, как его переполняет знакомая ярость. Кэт тыкает воздух у себя перед носом маленьким острым пальчиком, а лицо застыло в отвращении. Но в ее выражении есть что-то еще, какое-то удовлетворение, удовольствие от того, что она побеждает, пусть даже в споре о том, что разрушило их бизнес. Глядя на нее, он внезапно задумывается, не была ли эта жажда триумфа единственным, почему она вообще решила с ним сойтись. Вот Кэт ухмыляется ему в офисе агентства по недвижимости, где он впервые ее встретил. Вот Кэт в свадебном платье торжествует над своими сестрами. Вот Кэт в постели, резво скачет на нем, впившись в него нетерпеливым взглядом. Вот Кэт в родильном отделении, вручает ему спеленатую Бекки, словно своевременную оплату. Вот в фирме начинаются проблемы, и Кэт впадает в непреклонный пессимизм, в то время как он продолжает кормить себя сказками о том, что все еще может наладиться. Вот Кэт отстраняется, вот занимает оборону, вот нацепляет каменное лицо. Она же дочь букмекера. Он должен был понимать, что она точно сможет почувствовать, когда удача им изменит. На хер все.

– Раз так, – говорит он, – я ухожу.

– Отдай мне ключ от конторы. Где он?

– Не знаю.

Он лжет. Использует толику того гнева, что раздувает ему шею, чтобы протиснуться мимо нее, схватить первый попавшийся зонт и, оставив дверь открытой, протопать по дорожке прямиком в сырость.

Даже этой короткой дороги до «миникупера» достаточно, чтобы россыпь холодной воды с неба прилепила волосы к лицу и промочила уголки картонной коробки. Вокруг царит мир жидких звуков: стук по карнизам, бульканье на красноватой мощеной дорожке, поросшей сорняками, повыдергивать которые у него никогда не доходили руки. Подъездная дорожка блестит, омываемая потоками воды. К тому времени, как ему удается втиснуть чемодан и коробку на заднее сиденье, а себя – за руль, он успевает промокнуть так, что ему приходится утирать брови галстуком, чтобы хоть что-то разглядеть. «Купер» выглядит таким крошечным. Когда-то это казалось забавным, аккуратная визитная карточка «Албемарла»: большой мужчина в синем костюме выходит из маленькой синей машинки. «Албемарл. Большое в маленьком». Они хотели сделать это своим новым слоганом, когда компания будет строить второй, третий, четвертый торговый центр. Теперь все это в прошлом. Теперь машина больше похожа на тонкую кожицу, слишком туго натянутую на его отсыревшей и раздувшейся ярости. Ублюдская машина. Ублюдская жизнь. Ублюдская жена. Верн раскачивается взад-вперед, рычит и, не найдя другого занятия для кулаков в таком крошечном пространстве, молотит ими по рулю. Кнопка сигнала залипает, и пригородное спокойствие Суонли гулко и протяжно нарушает звук автомобильного гудка. Если бы не дождь, кто-нибудь из ублюдских соседей обязательно высунулся бы из-за ограды, чтобы посмотреть, что случилось. Ему приходится покрутить руль туда-сюда, чтобы кнопка снова встала на место. Он включает передачу и уезжает.

Трафик в северном направлении шипит, колеса автобусов и грузовиков поднимают фонтаны брызг, сквозь стену дождя, корчась, вспыхивают габаритные огни. Стеклоочистители «Купера» не справляются с ручьями, бегущими по лобовому стеклу. Он горбится и вглядывается в дорогу, но все вокруг движутся с одинаково медленной скоростью, и дождь все равно не вымоет из его памяти дорогу в Бексфорд. Он бы доехал туда даже с завязанными глазами. Весь путь пролегает по трассе А20: съезд на Суонли, съезд на Сидкап, потом съезд на Элтем – плавные повороты асфальтированной дороги, посреди ничто, и указатели поворотов, всплывающие из сумрака, как неубедительные обещания.

Где-то около поворота на Сидкап он выуживает из бардачка кассету Джоан Сазерленд, исполняющей «Лючию ди Ламмермур»[36]. Однажды он видел, как она исполняет ее; давно, лет десять назад, когда выбрался из-под обломков «Гросвернор» и только начал придумывать план «Албемарла». Тогда он еще не встретил Кэт, это случится позже, когда он будет искать агентства, обслуживающие небольшие супермаркеты. И вот раздается этот божественный, парящий голос, закупоренный, выдержанный, только вот пленка уже начала стираться и заедать, умалять то, что однажды было необъятным. Но это все же лучше, чем ничего. В последний раз, когда ставил кассету, он остановил запись в конце части, где Лючию охватывает безумие, и ему надо отмотать назад всего на восемнадцать минут, и вот она, в окровавленном платье, поразительная, обезумевшая. Верн подпевает тенорам во время движения, пока никто не слышит его душераздирающей фальши, но на сопрано даже не замахивается. Просто слушает и дает даме Джоан рвать душу за него.