Веди свой плуг над костями мертвых

Он неодобрительно взглянул на меня и попросил сесть с ним в машину. Когда мы приехали к Перевалу, полицейские огородили место вокруг колодца полиэтиленовой лентой и включили прожекторы. Дождь лил, и в их свете капли становились длинными серебристыми нитями, похожими на елочный серпантин.

Мы просидели в комиссариате все утро, втроем, хотя, собственно говоря, Матога там был совершенно напрасно. Он выглядел испуганным, и я чувствовала себя ужасно виноватой, что втянула его в эту историю.

Нас допрашивали так, как будто это мы собственноручно убили Коменданта. К счастью, у них в отделении оказался необычный автомат, который делал кофе, а кроме того готовил еще и горячий шоколад. Он был вкуснющим, и это сразу меня подкрепило, хотя ввиду своей Болезни, я должна немного больше беречься.

Когда нас отвезли домой, было уже изрядно пополудни. Огонь в печи погас, поэтому пришлось повозиться, чтобы разжечь его снова. Я уснула, сидя на диване. Одетая. Не почистив зубы. Спала как убитая, а под утро, когда за окном еще царила темнота, вдруг услышала странные звуки, и мне показалось, что отопительный котел перестал работать, его ласковое гудение прекратилось. Я накинула что-то на себя и спустилась вниз. Открыла дверь в котельную.

Там стояла моя Мама, в цветастом летнем платье и с сумкой через плечо. Она выглядела озабоченной и смущенной.

— Ради бога, что ты здесь делаешь, Мама? — воскликнула я ошеломленно.

Она сложила губы так, будто хотела мне ответить, и на мгновение бесшумно ими пошевелила. Затем остановилась. Ее взгляд беспокойно скользил по стенам и потолку котельной. Не понимала, куда попала. Снова попыталась что-то произнести, и снова остановилась.

— Мама, — прошептала я, пытаясь поймать ее взгляд, но она все время отводила глаза.

Я рассердилась на нее, потому что она давно умерла. Матери, которые уже ушли от нас, так себя не ведут.

— Как ты здесь оказалась? Здесь не место для тебя, — я начала ей было упрекать, но вдруг мне стало ужасно грустно. Мама посмотрела испуганными глазами и начала присматриваться к стенам, совсем обмякшая.

Я поняла, что нечаянно вытащила ее откуда-то. Что это я виновата.

— Иди отсюда, Мама, — ласково сказала я.

Но она меня не слушала, может, даже и не слышала. Ее взгляд не желал останавливаться на мне. Разнервничавшись, я захлопнула дверь котельной и теперь стояла по ту сторону, прислушиваясь. Слышала только шелест, нечто похожее на шорох Мышей или Короеда в дереве.

Я вернулась на диван. И только я проснулась утром, как все это мне вспомнилось.

6. Тривиальное и банальное

Дикая Серна, в лесу что живет,

Душу Людскую от скорби спасет.

Казалось, Матога был создан для одинокой жизни, так же, как я, но одиночество каждого из нас никак не сочеталось с другим. После этих драматических событий жизнь продолжалась по-старому. Приближалась весна, поэтому Матога упорно стал наводить везде порядок и в несомненном уюте своей мастерской уже готовил различные Орудия, которыми вскоре начнет портить мне жизнь — например, электропилу, секатор и ненавистную для меня вещь — косилку для травы.

Иногда я замечала его худую, слегка сутулую фигуру во время моих ежедневных ритуальных обходов, однако всегда издалека. Как-то даже помахала ему с горки, но он не ответил. Может, не заметил меня.

В начале марта со мной произошел очередной Приступ, невероятно докучливый, и мне на мгновение мелькнула мысль, чтобы позвонить Матоге или доковылять до него и постучать в дверь. В печи погас огонь, а у меня не хватало сил спуститься вниз. Поход в котельную никогда не относился к приятным вещам. Я пообещала себе, что когда мои клиенты приедут летом в свои дома, скажу им, что, к сожалению, в дальнейшем я больше не возьмусь за эту работу. И возможно, это последний год, когда я здесь живу. Может, до следующей зимы мне придется вернуться в свою маленькую квартиру на улице Тюремной во Вроцлаве, у самого университета, откуда можно часами наблюдать, как Одер, будто гипнотизируя, упорно катит свои воды на север.

Хорошо, что меня навещал Дизь и разжигал огонь в этой старой печи. Возил с поленницы тележкой дрова, пропитанные мартовской сыростью. Они давали много дыма и мало тепла. Из банки соленых огурцов и каких-никаких овощей умел сварить вкусный суп.

Несколько дней я лежала, подчинившись своему взбунтовавшемуся телу. Терпеливо переносила онемение ног, и это невыносимое чувство, будто они горят огнем. Мочилась красным и, уверяю вас, что унитаз, заполненный красной жидкостью, производит ужасное впечатление. Заслоняла окна, потому что не могла стерпеть яркого мартовского света, который отражался от снега. Боль терзала мой мозг.