Ведьмина роща

Глаша хлебнула молока и со вздохом вгрызлась в хлеб:

– Забыла таблетку выпить, какую Глеб прописал, вот кошмары и одолевали.

– А ты скажи какую, я тебе напоминать буду, – обнимая сестру, улыбнулась Аксюта. – Сильно переживаешь из-за Сашки да Оксанки?

Глаша плечами повела, мол, не знаю, а у самой сердце не на месте, так и скачет в груди, точно беду чует.

– Глеб не приехал еще?

Аксюта встала, зябко поежилась и закрыла окно:

– Ну нет еще, рассветает только! Ты хочешь, чтобы он к тебе ночью ехал, что ли? Сейчас с рассветом и поедет, к обеду будет.

Глаша кивнула, отложила недоеденный хлеб и пошла одеваться.

– А кто тогда ждет-то?

– Ой, да там много, я всех и не разглядела, меня ж теперь со двора тоже не пускают. – Аксюта обиженно надула губы, но посмотрела на обеспокоенное лицо сестры и кинулась ее обнимать. – Да ты чего испугалась-то? Там Анисья впереди всех стоит, полные руки добра притащила, все диву даются, откуда у такой бедной столько всего! Еще Митрофана видела, расспрашивал ее о чем-то да в сторону дома нашего поглядывал. Акулина, у которой три козы и барашки, тоже к Анисье приставала, а как я выглянула, она давай про тебя спрашивать, мол, дома или в роще. Я им сказала, что дома, они так на ворота налегли, едва не выломали, еле тетя Варвара отогнала, а мне тебя будить велела.

Она снова взялась за гребень, но Глаша забрала его и принялась сама расчесываться.

– Ну что ты копаешься? – Аксюта сунулась было в шкаф сестры с намерением поскорее достать оттуда что-нибудь, нарядить уже Глашу да вывести во двор, но получила отпор и обиженно отвернулась к окну. – Люди не будут весь день стоять, у них свои дела. Потопчутся и уйдут, где ты их будешь потом искать?

– Нужно будет – сами придут, – распутывая волосы, откликнулась Глаша. – Я их не созывала, выйти не обещала, и что им надобно, не ведаю.

– Ой, ну что ты такая вредная нынче, Глаша?! Не выспалась? – Аксютка всплеснула руками. – Ты ж Анисье корову вылечила, она вон Зорьку свою подоила да в стадо отправила, а сама поди по всей деревне уже пробежалась да рассказала. Вот люди и пришли спрашивать как. – Аксютка преградила Глаше дорогу, схватила ее за руку и заглянула в глаза. – А правда, как ты ее вылечила, Глаш? Ну мне-то ты можешь рассказать? Я ж никому не разболтаю! Честное слово!

Но Глаша только плечами пожала:

– Да не знаю я, ничего такого не делала. Сама она выздоровела.

– Как же – сама! – не унималась сестра. – Дядя Митрофан говорит, не могла она выздороветь, сдохнуть должна была к вечеру! Ну Глаша! Ну что ты такая!

В комнату заглянула тетка Варвара:

– Разбудила?

Аксюта сердито отпустила руку сестры и вышла, Варвара посмотрела ей вслед и покачала головой:

– Секреты твои знахарские выпытать хотела? Тьфу, бестолковая! Я ей говорила, что не можешь ты ими делиться, а ей все неймется.

За воротами было не так многолюдно, как говорила Аксюта: то ли разошлись уже, то ли и не было никого особо. Варвара вывела Глашу на крыльцо и пошла отпирать калитку. Первой прорвалась Анисья, положила перед Глашей штапель цветастый, скатерть льняную расшитую, ленты атласные цветные да серьги золотые, повалилась в ноги, и плачет, и смеется, слова ласковые говорит, за Зорьку благодарит. Глаша ее на ноги подняла, успокаивает, от подарков отказывается. Только тетка Варвара и слушать ее не стала, подняла ткани да серьги и в дом унесла.

Следующим явился коновал Митрофан – здоровенный мужичина с рыжей, местами седой уже бородой и страшными косматыми бровями. Этот на чай по-соседски напросился и все на Глашу поглядывал с любопытством, шутками да прибаутками ее развлекал. Страшно Глаше делалось от смеха его раскатистого, от бровей косматых да глаз пронзительных, но виду не подавала, вместе с теткой Варварой чаем угощала. Посидел Митрофан немного да и восвояси пошел, только Глаше напоследок шепнул, что будет к ней безнадежную скотину отправлять.

Вытолкала Варвара коновала, Глаше путь преградила, нахмурилась:

– Ты от подарков не отказывайся, не то людей обидишь сильно! Никто не хочет у ведьмы в долгу оставаться, а если ведьма отказывается оплату принять, знать, не по добру она дело свое делала, не по чисту сердцу, и хорошего от такого дела не будет.

Нелюбо Глаше народ обдирать за то, чего не делала, да, видно, ничего тут не попишешь – крепко ее ведьмою окрестили, надобно теперь соблюдать все обычаи, коли хочет до конца лета в мире дожить. Обещала Глаша тетке впредь от оплаты не отказываться, подобрела та, снова ее на крыльцо вывела. И Аксюта тут как тут: достала из-под крыльца венок, что дядька Василий вчера принес, да на Глашу его нахлобучила.

Глава 12

Горлица-молодушка по лугу летала,
По лугу летала, солнце величала,
Солнце величала, утро привечала,
Утро привечала, лето выкликала.