Ведьмина роща

И потянулся народ ко двору Яхонтовых новой ведьме почет воздать да помощи попросить. У Акулины коза ногу порезала, рана загноилась; у старухи Феодоры внук с животом мается: объелся зерна в курятнике; у деда Евмена глаз правый видеть перестал. И рада бы Глаша к Глебу их отправить, да не приехал еще тот. Слушает Глаша людей, справочник по травам, что ей Глеб оставил, листает, а сама все на рощу поглядывает, все вспоминает ручей да поляну их заветную. Так и просидела на крыльце до самого обеда. А в обед заявился Сашка, притащил откуда-то букет цветов полевых, встал посреди двора, голову опустил и стоит, точно теленок, в землю смотрит. Люди у ворот притихли, шепчутся, кто головой качает, кто посмеивается, и все на Глашу глядят, ждут, что будет. А Глаша углядела в букете травы, что Феодорину внуку заварить бы хорошо, поднялась не спеша, к брату пошла. Тот букет ей протягивает, а сам молчит, еще ниже голову опустил.

– Спасибо, Саш, как раз нужные принес. – Глаша забрала букет, разобрала да раздала: часть Феодоре, часть Акулине, часть деду Евмену, а что осталось, в веночек свой вплела.

Тетка Варвара выглянула на крыльцо, окинула быстрым взглядом Сашку, послушала, что Глаша говорит, нахмурилась и на сына напустилась:

– Ты почему так долго за травами ходил? Люди заждались уже! И обед стынет.

Сашка вскинул голову и удивленно уставился на мать, потом посмотрел, как Глаша букет его потрошит да народу раздает, и усмехнулся:

– А я Хожий знает, что ей надо! Полдня искал по описанию, потом плюнул, сгреб в охапку, что видел похожего, и приволок!

Глаша отдала последние травы и повернулась к тетке, и Сашка только сейчас заметил, какая она усталая и измученная. Варвара тоже увидела, быстро вытолкала людей за ворота и заперла калитку:

– Все, довольно тут толпиться! Знахарка наша все силы на вас, окаянных, потратила, ей отдых нужен! Завтра теперича приходите, завтра!

Глаша вздохнула, сняла венок, положила его назад под крылечко и ушла в дом. Еле-еле дотащилась до лавки, да так и рухнула, чуть тарелки не опрокинула. Голову на стол опустила, глаза прикрыла, лежит, шевельнуться не может.

– Ты покушай супчика, Глашут, покушай. Надо силы восстановить. – Тетка Варвара налила в тарелку ароматного борща, по голове ее гладит, а Глаша только вздыхает. – Тяжкое это дело – людей лечивать. Старая-то ведьма больше трех во весь день не принимала, а ты полдеревни до обеда облагодетельствовала. Так ведь и помереть недолго. Ты силы-то свои береги. Знахарь да ведун век на деревне живет да от бед ее хранит.

А Глаше и радостно, что люди добрее к ней относиться стали, что и правда кому травами, кому мазью, кому просто советом помочь может, и такая тяжесть навалилась, точно телегой придавило. Постояла тетка Варвара над ней, повздыхала, потом кастрюлю на стол бухнула, под руки Глашу подхватила да прочь из дома повела:

– А ну-ка пойдем в баньку. Надобно смыть с себя болезни-то чужие, а потом уже кушать.

После бани и правда стало легче, укуталась Глаша в шаль теткину, села за стол обедать. Сашка все напротив сидит да на сестру таращится то ли испуганно, то ли сочувственно. Посидел, дождался, пока она доест, тарелку ее убрал и чай принес.

– Глаш, я тут вчера наговорил всякого…

Глаша в кружку уткнулась, кивает, а самой воспоминания эти точно по сердцу проскребли. Хоть и устала сегодня, все рада была, что люди ее приняли, а как вспомнила слова Сашкины вчерашние, так слезы сами и покатились.

– Я это, ну, погорячился вчера. Сильно. Не подумал.

Кивает Глаша, а сама все слезы глотает. Сашка на мать оглянулся, достал из кармана пряник большой и сестре протянул:

– Я вот тебе пряник принес, тетя Зоя передала. На, чего ты пустой чай пьешь?

Аксюта пряник увидела, глазенки так и засверкали. Взяла Глаша пряник, пополам разломила, сестре часть отдала, а свою половину рядом положила, но не ест, на Сашку смотрит.

– Ты это, – Сашка на пряник ей кивает, а сам глаза так и прячет, – пряничек кушай, он вкусный, вон Аксюта уплетает как. А я что хотел сказать-то… Ну, в общем, ты не обижайся шибко-то. Я просто как узнал, что ведьма у нас в доме живет, струсил сильно, понимаешь. Прям так струсил, что и деру из дома дал. Ну и тебя по пути обругал…

– А чего струсил-то? – Глаша вздохнула и принялась за пряник. – Я тебе спину лечила, ничего дурного не делала.

– Да от старой ведьмы в свое время отхватил, вот всех и боится теперь, – проворчала Варвара. – Он у нее как-то в огород полез, потом две недели так болел, с постели встать не мог, думали, вовсе помрет. Я тогда Ефросинью позвала, а она как давай ругаться, что он к ней лазил, потом схватила розгу и давай хлестать. Всю спину исхлестала и сказала, коли еще раз полезет, живым не вылезет. Дурака-то нашего она тогда быстро вылечила, розги, видать, заговоренные были, только он теперь при слове «ведьма» дрожит, как щенок.

Сашка молчал, красный весь, да в кружку себе смотрел.

«И правда дурак, – подумала Глаша. – То сказки придумают, то сами глупостей наделают, а я виноватой оказываюсь».