– Ладно уж, прощаю, – выдержав паузу, вздохнул Фимка. – Не убивайся так, а то и впрямь убьешься, а с меня потом спросят.
Глаша насилу смеяться перестала, до воды дотянулась да прямо на лицо себе брызнула, а Фимка на постель запрыгнул, морду усатую под руку ей сунул, замурлыкал:
– А я тебя утешать пришел, чтобы глупостей про Хожего не думала. Он цветы положил и уж на крыльцо подниматься стал, но его Кондрат окликнул с улицы. Да так окликнул, что тот сразу смекнул: беда стряслась. Нельзя Хожему, чтоб непорядок был в его владениях, понимаешь? Вот он вместе с Кондратом и убежал. А меня просил тебя утешить, объяснить все. Видать, лучше меня знает повадки твои, я и не подумал, что девушка из-за цветов рассердиться может так, что чуть собственного спасителя не прибьет!
Фимка замолчал, ухо под пальцы подставил и жмурится на солнце.
Глаша кота почесала, погладила, но не терпелось ей узнать, что у Кондрата стряслось.
– Так отчего ж ты сразу мне все не сказал? Я уж час над букетом этим страдаю, сердце мучаю.
– Ну и глупая, – меланхолично отозвался кот, приоткрывая один глаз. – Не велено мне рассказывать ничего. Только передать, что не по своей воле Хожий с крыльца твоего спустился, а долг его позвал.
– Ну Фимочка, милый, расскажи. – Глаша коту шейку чешет, по спинке гладит, упрашивает. – Я Глебу не скажу, что от тебя узнала. Со мной же теперь все звери да птицы говорят, мало ли кто на хвосте принес.
– Не могу, не умасливай. – Кот растянулся у нее на коленях, бок мягкий подставил, лапы свесил. – Вот тут еще сбоку почеши.
– Ах, ты так! – Глаша схватила его за шкирку, подскочила к окну да вытянула кота над клумбой с розами. – А ну рассказывай, не то прямо на розы брошу! Да быстрее, сил у меня немного, а ты больно тяжелый!
Повис Фимка над клумбою, зажмурился со страху, захныкал. Знает негодник, коли розы попортит, тетка Варвара с него три шкуры спустит, никакой Хожий не поможет.
– Не губи, Глаша! Расскажу что знаю! – взмолился Фимка.
Глаша кота на подоконник перенесла да все за шкирку держит, не ослабляет.
– Рассказывай! Ты ведь, пройдоха, не меня утешать пошел, а вслед за Глебом тайком направился.
– Направился, – захныкал кот. – До двери Оксанкиной за ним крался незамеченный и там уж почти в дом пробрался, да не пустил меня Хожий на порог, к тебе погнал.
– Неужто и не рассказал ничего? – ухмыльнулась Глаша, а сама на кота хитро так посматривает да к окну его тихонько тащит. – Не поверю, что от тебя утаилось что-то!
– Ай-ай-ай, смилуйся, знахарка! Невинного губишь! – запричитал Фимка, но Глаша все тащила его к окну, медленно, но не останавливаясь. Сдался кот, повис в руке, глаза закрыл. – Коли не вымолишь меня потом у Хожего, на твоей совести смерть моя будет, век буду тебе ночами являться да орать под окном! Не пустил он меня в дом, крестом клянусь, мог бы – перекрестился. Не пустил, но сказал, что загубила Оксанка ребенка своего, совсем загубила, не выходить.
Глаша кота на пол швырнула, а сама на стул у окна бухнулась.
– Так не уехала она в город в больницу?
– Знамо дело, не уехала, раз здесь беды натворила! – Фимка ловко приземлился, встряхнулся и мимо Глаши в окно выскочил.
А та глаза руками закрыла, голову на подоконник опустила и заплакала. Жалко ей ребеночка, и так тяжко ему было, недоношенному, а теперь, если не врет Фимка, так и вовсе загубила его мать дурная. Вспомнился Глаше сон, что она до болезни видела, заныло сердечко, забилось беспокойно.
«Может, мне бежать на помощь?» – встрепенулась Глаша, вскочила, за окно выглянула, примеряясь, как бы вылезти. Да только если уж Глеб помочь не смог, чем она-то, ведьма недоученная, поможет? Да и не подпустит ее Оксанка к ребенку, разве что Кондрат ее удержит.
В окно впорхнула маленькая серая птичка, закружила по комнате:
Тронула Глашу крылом за волосы и улетела прочь.
Глаша в окно чуть не по пояс высунулась, прислушивается, разглядеть пытается, да окно ее во двор, не к воротам выходит – не увидишь ничего. Ветер донес со стороны дороги запах свежей пыли и крепкие шаги. Глаша юркнула в глубь комнаты и достала небольшое зеркальце. Не до конца расчесанные волосы, точно клубы дыма, обрамляли бледное, осунувшееся после болезни лицо. Это ее такой красавицей Глеб видел? Немудрено, что нынче он только букет на окошко положил и прочь кинулся. Ну как есть Баба-яга! Глаша сердито бросила зеркало на постель и принялась руками раздирать спутавшуюся косу.
– Прочь поди! – кричала с улицы тетка Варвара. – Как у реки одну бросать – так ведьма проклятая, сгинь пропадом! А как беда в дом пришла, так знахарка, спаси-помоги! Не поможет тебе Глаша!
Второй голос, глухой да басистый, точно ветер в трубе, что-то пробубнил в ответ, но слов Глаша не разобрала.
– Да что ж заладил ты! Говорят тебе, не принимает знахарка!
Глаша на носочках подошла к окну, надеясь расслышать ответ Кондрата, но ветер снова донес лишь невнятное бормотание, хотя и более напористое.