Ведьмина роща

– Да неможется ей, Кондрат, – тихо, точно извиняясь, произнесла Варвара. – Едва богу душу не отдала, третий день с постели не встает. Ей бы самой кто помог да сил прибавил, не то что дитя чужое выхаживать. Ты лучше к Глебу иди.

Глаша чуть в окно не вывалилась от негодования. Врет тетка и не стесняется, вон она как сегодня вскочила резво! Если б Варвара не перехватила, и во двор бы выбежала! Ну да ничего, сейчас она с Кондратом занята, не перехватит!

Бросилась Глаша к двери – заперто. Вернулась к окну – да чуть ставнями руки не прибило.

– И думать забудь! Не то окно заколочу! – прикрикнула тетка Варвара, закрывая ставни. – Еле спровадила окаянного!

– Зачем вы обманули его? – Глаша в раздражении толкнула ставню, но тетка держала крепко. – Он же за помощью пришел, а вы его прогнали. Нельзя так!

– А ты почем знаешь, зачем он приходил? – Варвара чуть приоткрыла окно и впилась в Глашу сердитым взглядом. – Слышала?

– Вас трудно не услышать было. – Глаша отошла от окна и обессиленно опустилась на кровать. – Нельзя людям в беде отказывать, если помочь можешь. Зачем вы Кондрата обманули да прогнали?

Варвара покачала головой и медленно открыла окно.

– Надеюсь, хватит тебе ума в окно впредь не лезть. А Кондрату ты все равно ничем не поможешь. Загубила Оксана совсем ребенка. Глеб сказал, нельзя помочь. А уж коли Хожий вернуть его не может, тебе и подавно не справиться. Сама вон едва сидишь. Спи лучше. Скоро Глеб вернется, с ним и будешь препираться, коли блажь такая.

Тетка погрозила Глаше пальцем, покачала головой да ушла в дом. А Глаша на подушку упала и заплакала горько. Что ж такого наделала Оксанка, что погубила дитя свое? И почему, дурная, в город в больницу не поехала? Вспомнился ей сон недавний о том, как ребеночка этого из огня достать пыталась, да не могла, и еще пуще слезы потекли. Так и уснула, плакать не прекращая.

Когда проснулась Глаша, за окном было темно, лежала она в постели, укрытая одеялом, а на лавке у стены спал Глеб. В куртке и ботинках, подложив под голову сумку и обессиленно свесив руки. И ждала Глаша его прихода, пожурить за букет хотелось да расспросить обо всем, что случилось, только такой измученный лежал он на лавке, что и шевельнуться она боялась, чтобы не разбудить его. Луна скользнула по лбу Глеба и ткнулась в глаз, заставляя его поморщиться. Глаша замахала рукой на лунный луч, стараясь выгнать. Тот замер на мгновение, потом скользнул к ее руке, пробежался по запястью, разжигая узоры, и растаял. Глеб шевельнулся, ноги подтянул да руками плечи обхватил.

«Замерз совсем!» – Глаша тихонечко выбралась из-под одеяла и притворила окно, потом схватила свою подушку и стеганое покрывало и подкралась к Глебу.

– Что такое, Глашут? Болит что-то? Водички дать? – встрепенулся тот, глаза разлепить пытается.

– Хорошо все, Глеб. – Глаша вздрогнула и в нерешительности застыла посреди комнаты, не зная, как подушку ему подсунуть.

– Ты зачем же встала среди ночи? Спи, Глашенька, петухи еще не пропели. – Глеб потянулся, снова собираясь улечься.

– Ты сумку обронил, вот я и встала поднять, – прошептала Глаша, а сама приметила, когда Глеб голову поднимет, да вместо сумки подушку ему сунула. – Подняла уже, на стол положу. Спи.

Глеб улыбнулся, прильнул щекой к мягкой подушке и вздохнул сладко:

– До чего ж хорошо с тобой рядом, Глаша! Не думал не гадал, что среди людей любовь свою повстречаю.

Улыбнулась Глаша, покрывалом Глеба накрыла и на кровать вернулась, а у самой руки дрожат да ноги подгибаются. И радостно от слов его так, что сердечко замирает, и страшно.

«Не думал не гадал, что среди людей любовь свою повстречаю».

Шутит Глеб? Где ж еще человеку любовь искать, как не среди людей?

Приподняла Глаша голову, смотрит на Глеба, приглядывается. Спит он, улыбку из губ не выпускает, а по телу узоры чудные то здесь, то там пробегут да погаснут, точно всполохи.

Неужто правда Хожий он? И сказка эта вовсе не сказка? Да какая уж тут сказка, если сама она – ведьма. Вон и с животными разговаривает. А может, чудится ей все это, помутился разум от болезни, вот и мерещится бог весть что?