– Как же не царица, когда и зверь, и птица в твоем подчинении теперь ходят? Ты не коршунов да воронов к ответу призвала – весь род птичий да звериный под своим началом собрала. И сама шкуру чужую примерила. Как тебе крылья да когти, что больше по душе пришлось?
А Глаша и не знает, что сказать. Меняла птицу на зверя, точно сарафаны перед праздником, то один удобнее, то другой, и не задумывалась, что да как получается. А тут вспомнила, глядит на колечко – и точно шевелится что-то за спиной, мягкое, белое. И так взмахнуть им хочется, подняться к звездам, промчаться над рощей, проскользить вслед за луной по речным извивам, над полями, лугами, над бором, что между Огневкой да Ведьминой рощей… Может, и в саму деревню заглянуть мимолетом. И пальцы уж сами к бусинкам смородинным тянутся – повернуть разок да в небо прямо от ручья взмыть.
Рассмеялся Хожий, обнял Глашу, прижал к себе:
– Зудят крылья? Потерпи, милая, еще налетаешься вволю. А сейчас отдыхать тебе надо, много сил потратила, многое обрела, сразу не уместить в голове. Спи, Глашенька, а я твой сон стеречь буду.
И хотела Глаша возразить да крыльями взмахнуть, но пробежали по волосам руки любимые, запутали узоры светящиеся среди прядей, и голова сама на грудь Хожему склонилась.
Глава 21
С той поры стала Глаша птицей оборачиваться да по окрестностям летать. Поможет бабке по дому, в огороде дела закончит, выйдет за калитку, кольцо на пальце повернет – распахнет крылья соколиха белая, полетит навстречу солнышку. Свистит ветер под крылом быстрым, ласкаются облака пуховые, а внизу колхоз сожмется между полями да рощей, точно в складку попал. Где-то там Аксютка козу на лужку пасет да от безделья в пруду лягушек гоняет; бабка Агафья в небо смотрит да головой качает – рано поднялась соколихой, не дождалась до Купалы; дед Евграф ружье опускает, кланяется и тоже вздыхает. А Глаша облака прорвет и мчит себе над белым киселем, а по правую сторону сокол золотой – боится одну оставлять. Смеется Глаша да снова в облака ныряет – не догнать соколу.
Раз вынырнула прям над деревней. Уж неделя проходит, как бежала она оттуда, от людей спасаясь. И горько от воспоминаний, а все тоска какая-то под сердцем: как там тетка Варвара одна с хозяйством управляется? Починил ли забор дядька Трофим? Зажили у Сашки синяки да царапины? И Зорька с Буркой в порядке ли?
Спустилась ниже, стала двор знакомый высматривать. Стоит забор обгорелый, наполовину досками свежими закрыт, да не весь, не успел дядька. Огляделась Глаша – нет никого, опустилась на двор, собою оборотилась да в дом вошла. Тетка Варвара по обычаю своему в это время хлеб ставила. Увидела Глашу – чуть кадку не опрокинула, бросилась ее обнимать, расспрашивать, киселем свежим угостила. Пьет Глаша тягучий кисель ягодный да про жизнь деревни слушает. Не на шутку Хожий разгулялся – не только Оксанку с подружками сгубил, но такой пожар пустил, что многие обгорели, кое-кто и помер от ожогов. Глеб хоть и лечит, а то лекарств не хватает, то его самого на порог не пускают – боятся, так что больше своими силами обходятся. А про ведьму молодую нет-нет да вспомнят, кто добрым словом, а кто и нет, мол, пора бы ей возвращаться и за дело свое приниматься. Послушала Глаша, кисель допила и обратно собралась. Тетка давай ее уговаривать Глеба дождаться. Засмеялась Глаша, тряхнула косами:
– Не страшны мне теперь ни люди деревенские, ни птицы хищные.
Повернула кольцо, птицей белою стала да к роще полетела.
Другой день снова соколиха белая над деревней кружит, то на один, то на другой двор опускается, где боль снимет, где воды скотине подольет, где хлеб вовремя из печи вынет. У дядьки Василия на дворе побывала, у Анисьи, тетку Варвару не забыла, ягоды из рощи для Сашки с Егором принесла. Но не по всем дворам пролетела, иные стороной обошла, как ни звали ее.
На третий день снова собралась лететь да решила через Огневку, на большую деревню посмотреть захотелось. Глядит – парни из Ведьминой рощи идут, впереди всех Витек, за ним Иван, сосед Яхонтовых, и еще четверо. Дошли до бора, на полянке присели передохнуть. Спустилась Глаша неподалеку, рысью обернулась, подкралась да слушает, о чем говорить будут.
Недобро говорили, ее да Глеба всеми смертями попрекали, к ответу призвать хотели. Да только Хожего-то им не достать, вот и идут к ведьме, ее упрашивать в деревню воротиться и людей исцелить. Да упрашивать ли?
– Чего с девкой этой церемониться? Ишь, барышня выискалась! Припугнуть как следует, чтоб и Хожему пикнуть не смела! Старуху-то избаловали, так она вон как нас гоняла. А этой надо смолоду показать, кто хозяин на деревне!