Ведьмина роща

Грозен стал голос Хожего, зашумела роща колдовская, засветились узоры вокруг поляны. Притянул к себе Глашу, прижал так, что дышать трудно стало.

– Что красавица, то правда, да не ему смотреть на красоту твою!

– Пусти, дышать не могу, – прошептала Глаша, отстраниться пытаясь. Вздрогнул Хожий, сморгнул тьму из глаз, разжал хватку стальную, снова нежен да ласков стал, заструилось по рукам колдовство теплое.

– Прости, милая. Не задавил? Цветок ты мой нежный, и в руках не сожмешь, и выпустить страшно.

Стыдно стало Глаше, отвернулась, нахмурилась:

– Не цветок я, не неженка! Сам царицей лесной величал, силу колдовскую пробуждал. Не страшны мне ни люди, ни брат твой! Он хоть и речист да собой пригож, а сердце у него недоброе.

– Совсем недоброе, Глашенька. – Осторожно, невесомо коснулся Хожий волос ее, а глядит так жадно, что у Глаши сердце заходится. – Камень речной в груди у него. Не встретил еще ту, что камень этот гореть заставит, и неведомо никому, встретит ли. Оттого на чужих невест и заглядывается. Да видит, что люблю тебя больше всего на свете, и нет ему ничего слаще, чем тебя погубить. Не ходи одна к реке, пока не прогоню его.

И снова обнял да целовать принялся жарко:

– Моя ты, Глаша! Никому не отдам!

И сладко так, и томно. Закрыть бы глаза, на руки сильные откинуться да забыться в поцелуях дурманящих. Только водяной проклятый покоя не дает.

– Я не пойду, так другие пойдут, – отвечает Глаша и руки Хожего оттолкнуть пытается. – Колхоз не на шутку волнуется, да и до деревни новость дойдет к утру. Как мне их от водяного защитить?

Усмехнулся Хожий, ладони Глашины схватил и к груди прижал. Сильно колотится сердце, в руки ей стучится.

– Слышишь, как бьется?! О тебе одной волнуется, а ты все про водяного. Уж и в мысли тебе брат мой пробрался! Я тебя целую, а ты о нем думаешь.

Рассердилась Глаша, руки отобрала, по траве ладонями хлопнула:

– Да не о нем я думаю, а о людях! Боятся они водяного, защиты моей просят, а я и не знаю, как быть.

Хожий не отпускает, вновь к себе притягивает:

– Не о людях колхозных, о сестре сердце твое болит. Сплети ей из сетей рваных украшение, какое носить будет, заговори на ручье, что вокруг поляны вьется. И близко не подойдет к ней водяной.

– А остальные как же? – спрашивает Глаша, не вырываясь больше, рук Хожего не убирая.

– А что тебе до остальных? – засмеялся Хожий, сарафан тонкий с плеча Глашиного спуская. – Коли хочешь, сплети и им обереги из старых сетей или веток березовых – главное, на воде заговори от водяного да русалок. А сейчас довольно о нем, в рощу он не пройдет.

Глава 23

Глаза жадные, руки крепкие,

Не ходи к реке, не тревожь камыш,
Обовьют тебя травы цепкие,
И не вырвешься, прочь не улетишь.

– Да куда же ты полез?! – Глаша подхватила барахтающегося мальчишку на руки и вытащила из реки.

Тот закашлялся громко, уцепился ручонками за ее плечи, заплакал с перепугу. Вынесла Глаша его на берег, усадила на траву, гладит по голове, успокаивает, колдовством медовым поливает:

– Ты зачем в самый омут полез? Головешкой-то кудрявой думать нужно! Хорошо, я увидела да вытащить успела, а так бы долго искали тебя папка с мамкой и слезы лили.

Молчит мальчишка, всхлипывает, к Глаше жмется. Обняла она его, покачивает, баюкает, а сама вспомнить пытается, с какого он двора. Здесь все русые да рыжие, а этот чернявый, кудрявый, точно цыганенок. Может, из Огневки или в гости к кому приехал?

– Ты где живешь? Пойдем, до дома тебя провожу, согреться да переодеться тебе надо. Нынче хоть и жарко, а вода больно студеная.

Притих мальчишка, замер, потом вдруг лицо к ней поднял – сверкнули на солнце глаза зеленые. И опомниться не успела Глаша, как оказалась в объятьях водяного.

– А и правда, проводи меня до дому, Глашенька, а лучше со мною останься! Много сокровищ в подводном царстве, а такой красоты не отыскать!

Очнулась Глаша, оттолкнуть водяного пытается, бьет руками по плечам могучим:

– Ах ты бессовестный! Отпусти меня сейчас же, а то громко кричать стану! Прибегут деревенские да покажут тебе, бесстыжему, как надобно с девушкой разговаривать!

Смеется водяной, не пускает:

– Кричи, коли охота, да только кто ж ведьме на помощь придет? Деревенские на тебя силки понаставили на лугу да у моста, изловить, точно зайца, хотят. Я потому и заманил тебя на берег, предупредить хотел. А ты кричишь, ругаешься. Я добра тебе желаю, Глашенька.

Не унимается Глаша, вырваться силится, до колечка заветного дотянуться. Холодно в руках водяного, силы точно утекают куда-то, голова кругом идет, дыхание перехватывает.

– Как я тебе поверить могу, ежели ты обманом меня заманил да теперь силою держишь? – едва дыхание переводя, шепчет Глаша. – Отпусти, коли правду говоришь!

Глаза зеленые так и смотрят, так и тянут мысли в омут глубокий, да только не мил ведьме молодой холодный и темный омут, лесу да солнцу сердце предано. Вздохнул водяной, руки разжал.