Ведьмина роща

И хорошо Глаше в руках любимого, а все сердечко о словах сестриных болит, все слеза нет-нет да и скатится из глаз. Долго утешал Хожий невесту свою, про красоты царства своего рассказывал, царицею звал. Перестала Глаша плакать, к ручью ушла. Умывалась водой родниковой, оттирала руки мхом да все шептала, что не вернется к людям, одним зверям да птицам помогать будет, а люди пускай своим умом живут, коли не люба она им. Наконец поднялась от воды свежая да румяная, только глаза уж не светятся изнутри, нет в них тепла да ласки, точно вместе с болью и обидою смыла с себя что-то сокровенное, да сама того и не заметила.

Унялась Аксюта к вечеру, образумилась, поняла, что натворила, до темноты на каждый шорох за ворота выбегала, сестру высматривала, да не идет Глаша ночевать.

– Не бегай зря, уж поздно, не воротится Глафира сегодня, – говорила ей бабка Агафья да в дом уводила.

– Почему же не воротится? – шептала Аксюта да все прислушивалась, не идет ли.

Бабка сперва бранилась, но сама же успокаивать ее умаялась:

– Она вторую неделю уже в роще ночует, так чего ж вдруг теперь заявится? Спи ложись, утром поглядим.

– А утром воротится? – не унималась Аксюта. – Правда ведь воротится? Она всегда поутру возвращается.

Не вернулась Глаша ни на следующее утро, ни через, и Глеб в колхозе не показывался. К обеду второго дня не вытерпела Аксюта, пошла к роще. Долго у березок бродила, сестру звала, плакала, но в лес шагнуть не решалась. А как собралась с духом, откуда ни возьмись бабка Агафья появилась да домой ее уволокла.

На другое утро пришли из деревни с дорогими подарками да поклонами ведьме почет оказывать, а как узнали, что случилось, к роще направились. Посмотрели колхозные да следом пошли. Полдня в березняке все бродили, Глашу выкликали, но все впустую. Оставили подарки под березками, поплакали, повинились друг перед другом, да делать нечего, ушли.

Только страшно Ведьминой роще без ведьмы, привыкли все, что есть она на деревне, как жить без нее, не знают и знать не хотят. Собрались в колхозе и свои, и деревенские, принялись думать да решать, как ведьму из рощи вызвать. Видать, крепко на них она обиделась, ни услышать, ни увидеть их слез уж не хочет. Дотемна промучились, так ничего толкового и не придумали. Один пастух старый, как расходиться все стали, вдруг как встанет да как скажет:

– А попробую я ведьму нашу из лесу выманить да к людям назад воротить. Только обещайте впредь ее уважать да никаких обид не чинить.

Клялись все да божились, что и мысли обидной о ней ни у кого не будет. Как же можно плохо думать и говорить о Глашеньке, она же добрая такая, отзывчивая, слова дурного никому не сказала. Век обещали в ноги кланяться да за каждый взгляд ее благодарить. Обступили старика, вызнать пытаются, как будет он ведьму выманивать, а тот только и велел назавтра никому, кроме Аксюты, на луг не ходить да не караулить его, иначе не выйдет Глаша.

На том и порешили.

Глава 25

Подними глаза, красна девица,

Не ходи у воды, не майся,
Коль в чужую сказку не верится,
За свою опять принимайся.

Третий день Глаша из рощи не выходит, полянку заветную не покидает, но не рад тому Хожий. Милую его точно подменили: была ласковая да веселая, стала хмурая да сердитая, ни землянике лесной, ни солнышку, ни песне птичьей не радуется, сидит целыми днями над ручьем, глядится в него, камешки на дне перебирает, отражению своему одному и улыбается. Зовет Хожий любимую по лесу погулять или крылья расправить – не хочет ничего, а как подойдет да обнять пытается, руку его с плеча смахивает, точно обижена на что. Вчера еще любила Глаша, когда он гребнем резным косы ей расчесывал, а теперь не дает к волосам и прикоснуться, шипит, точно кошка. Ягоды не едятся, солнце глаза слепит, цветы запахом раздражают – что ни сделает Хожий, все не любо Глаше, все не по сердцу.

Сперва думал, по сестре она тоскует, звал хоть пролететь над колхозом, посмотреть, пасет ли Аксюта козочку бабкину, не сняла ли обережек от водяного, да Глаша все головой качала, не желала сестру видеть. На второй день обрадовался было Хожий: Аксюта сама к роще пришла, долго ходила у березок, звала сестрицу, плакала, прощения просила. Знал Хожий: любит Глаша сестру пуще самой себя, как бы ни обижалась, не сможет прогнать, оттает сердечко. А Глаша послушала, нахмурилась, рукой махнула – зашумела роща, плотно встали стволы высокие, закрыли дорожку травы густые, не пустили Аксюту.

На другой день народ из деревни приходил и тоже ласково, жалостливо просил, каялся, дары богатые приносил. Но не подняла глаз ведьма молодая, не откликнулась, точно сердце ее камнем вдруг обернулось.