Ведьмы из Варбойс. Хроники судебного процесса

Затем господин Трокмортон спросил мамашу Сэмуэл относительно дела, в котором она прежде призналась в его доме и в церкви, сказав, что слышал, что она снова все отрицает. Та ответила, что отрицает, что была ведьмой или имела какое-либо отношение к причинам неприятностей у его детей.

«Почему же, – спросил он, – вы призналась мне в этом?»

«Я действительно так сказала, – ответила она, – но это ничего не значит».

«Тогда почему, – отозвался он, – я должен выказывать вам то расположение, которое обещал? Я непременно подам на вас в суд! Но скажите же, зачем признались мне в этом, если это было не так?»

Она ответила: «От радости!»

«От радости?! – переспросил он (усмехаясь про себя и удивляясь, как она может так поступать). – И от какой такой радости?»

«Ведь, – ответила она, – я увидела ваших детей внезапно излечившимися после вашей и моей добрых молитв».

Тогда господин Трокмортон сказал ей: «Я молю Бога, чтобы они таковыми и оставались несмотря ни на что! Но это дело я так не оставлю! Я заставлю расследовать его публично! И пусть в итоге позор настигнет одного из нас!» И с тем они расстались той ночью.

На следующий день рано утром господин Трокмортон отправился в дом господина доктора Дорингтона и сказал ему, что он не позволит этому делу так закончиться, все злодеи должны понимать последствия, и эта старуха не должна более чувствовать себя в безопасности. Они решили проверить ее по этому поводу еще раз и позвали в церковь, но нашли ее, как и прежде, отказывающейся признаваться в чем-либо из того, что она говорила и делала. Тогда господин Трокмортон взял ее за руку и сказал, что и она, и ее дочь должны в тот же день (по милости Божией) отправиться с ним к нашему лорду, епископу Линкольнскому[37]. Затем он немедленно послал за констеблями и поручил им мать с дочерью, приказав собираться в поездку.

Когда старуха увидела подготовку к поездке, готовность констеблей и что господин Трокмортон также обувает сапоги, она подошла к нему и сказала: «Господин, если вы отойдете со мной в гостиную, я наедине вам во всем признаюсь». Он ответил: «Пойдем». Так они уединились, и она вновь во всем призналась. «Почему тогда, – спросил он, – скажите мне, почему вы все это постоянно отрицаете?»

«О, – ответила она, – я бы никогда не отказывалась, если бы не мои муж и дочь, которые сказали, что я дура, признавая этого, и что для меня было бы лучше умереть, чем назваться колдуньей, ведь теперь, покуда я жива, все будут именовать меня старой ведьмой».

Господин Трокмортон сказал, что если она будет настаивать на признании правды, то он окажет ей все возможное содействие. В этот момент к ним зашел господин доктор Дорингтон и стал ее расспрашивать, а она, как показалось, вполне хладнокровно призналась ему во всем том, что прежде совершила. Тогда он отвел ее в сторону, а господин Трокмортон покинул их. Затем господин доктор Дорингтон потребовал перо, чернила и бумагу и записал сделанное признание.

В то же самое время господин Трокмортон послал в церковь, соседствующую с его домом, и там были многие его соседи, поскольку было время молитвы. Он предложил им прийти и, поведав о происходящем, разместил их прямо под окном гостиной, где беседовали господин доктор и та старуха. При этом, когда дали знак господину доктору, тот начал говорить очень громко и приказал старухе также усилить в беседе свой голос, чтоб соседи, разместившиеся снаружи, могли легко услышать все слова, которыми они обменивались.

Когда они закончили, господин Трокмортон отправился к ним в гостиную и попросил выйти в холл. Когда они вышли, там стояли все соседи, которые все слышали, и господин доктор начал читать в их присутствии то, в чем женщина призналась. Но она снова все отрицала.

«Нет, – сказали ей соседи, – уже слишком поздно что-либо отрицать, потому что мы слышали все своими ушами». И рассказали ей о месте, где находились. Тогда она поняла, что поймана в ловушку, и что бы она ни сделала, помочь это уже не может. Когда они были так вместе в том доме, вошел Джон Сэмуэл, муж старухи, который узнал, что тут что-то происходит в отношении его жены. Когда он вошел, господин Трокмортон сказал ему, что его жена снова призналась, а кроме того, сказал, что его жена никогда бы не отрицала содеянное, если бы не он и его дочь.

«Ты так сказала?» – обратился он к жене, назвав ее грязным словом и тут же ударив, поскольку никто не стоял между ними. Старуха, завидев мужа, свирепо подступавшего к ней, упала перед всеми в притворный обморок. Госпожа Трокмортон, стоявшая рядом, была поражена удивительной внезапности произошедшего и послала за aqua vite[38] для нее. Когда ее подняли, было видно, что выражение лица у нее не изменилось, но она выглядела вполне живой. Один из стоявших рядом соседей, вероятно, лучше знакомый с ее манерой поведения, чем остальные, сказал, что если они оставят ее в покое, то он гарантирует, что этого достаточно, чтобы ей стало лучше. Вскоре после она пришла в себя, и все встало на свои места.