Ведьмы за границей

Что-то ударилось в стену хижины. Ведьмы притихли.

У черного хода кто-то принюхался.

– Знаешь, – прошептала Нянюшка, пока они ждали, – мыть дом будет просто ужас. Дров нет. Еды почти нет. А вон в том кувшине молоко уже почти заговорило…

Матушка быстро скользнула через комнату к очагу, а затем снова к своему посту у передней двери.

Через мгновение по щеколде поскреблись – будто кто-то не умел обращаться либо с дверьми, либо с пальцами.

Дверь медленно, со скрипом, отворилась.

Дом наполнил густой запах псины.

Неуверенные шаги пересекли комнату, направляясь к фигуре, свернувшейся под одеялом.

Нянюшка приподняла чепчик ровно настолько, чтобы посмотреть.

– Ой, штой-та, – сказала она и добавила: – Ух ты, батюшки, я и не замечала, какие у тебя большие зубы…

Матушка Ветровоск захлопнула дверь и резко шагнула вперед. Волк резко обернулся и заслонился лапой.

– Нииееееет!

Матушка помедлила мгновение, а затем со всей силы огрела его чугунной сковородой.

Волк рухнул.

Нянюшка Ягг спустила ноги с кровати.

– Когда такое случилось под Скундом, все говорили, мол, это оборотень или что-то такое, а я подумала: нет, оборотни же не такие, – сказала она. – Я и подумать не могла, что это настоящий волк. Напугал меня до икоты.

– Настоящие волки не ходят на задних лапах и не открывают двери, – сказала Матушка Ветровоск. – Ладно, помоги мне его вытащить.

– Жуткое дело: гляжу, а на меня движется такая здоровая мохнатая тварь с зубищами, – сказала Нянюшка, подбирая оглушенного зверя за ноги. – Ты знала старого Сумпкинса?

Волк действительно выглядел как обыкновенный, только тощее обычного. Под кожей виднелись ребра, а мех был всклокочен. Матушка набрала ведерко мутной воды из колодца у нужника и вылила ему на голову.

Затем она села на пенек и принялась его разглядывать. Высоко в ветвях пели птички.

– Он разговаривал, – сказала она. – Пытался сказать «нет».

– Я тоже так подумала, – сказала Нянюшка. – Но решила, что мне почудилось.

– Нечему тут чудиться, – сказала Матушка. – Дела и без того плохи.

Волк застонал. Матушка передала сковороду Нянюшке Ягг.

Помолчав, она сказала:

– Думаю, мне придется заглянуть ему в голову.

Нянюшка Ягг покачала головой:

– На твоем месте я бы этого не делала.

– Но на моем месте – я, а мне нужно знать. Так что стой рядом и держи сковородку.

Нянюшка пожала плечами.

Матушка сосредоточилась.

Человеческие мысли читать очень сложно. Большинство людей думает о стольких вещах одновременно, что практически невозможно вычленить одну струйку из потока.

Мысли зверей – другое дело. Они куда менее запутанны. Самые простые – у хищников, особенно голодных. В мире их разума нет цветов, но, если бы были, разум голодного хищника был бы горячим, лиловым и острым, как стрела. Мысли травоядных тоже простые – сжатые кольца серебристых пружин, готовых к бегству.

Но тут не было нормального разума. Тут их было два.

Матушка порой читала мысли охотников в лесу, сидя тихим вечерком и отпуская разум на волю. Лишь изредка в их головах творилось такое – или хотя бы что-то отдаленно похожее. Лишь изредка, когда охотник собирался убить, поток случайных мыслей сливался воедино. Но тут все было не так. Тут все было наоборот – разум был расколот, и идеальное острие инстинктов хищника расщеплялось на неуклюжие порывы осмысления. Разум этого хищника пытался думать.

Неудивительно, что он свихнулся.

Она открыла глаза.

Нянюшка Ягг держала сковороду над головой. Рука у нее дрожала.

– Ну, – сказала она, – и кто там?

– Мне бы стакан воды, – сказала Матушка. Из хаоса в ее голове всплыл инстинкт самосохранения: – Только не из этого колодца, пожалуйста.

Нянюшка слегка успокоилась. Когда ведьма начинает копаться в чужом разуме, никогда не знаешь, кто именно вернется. Но Матушка Ветровоск была в этом лучшей. Маграт вечно пыталась найти себя, но Матушка даже не понимала, что такое искать. Если когда-нибудь она не сможет найти дорогу обратно в свою голову, значит, дороги просто нет.

– Есть еще то молоко в хижине, – напомнила Нянюшка.

– А какого оно там цвета?

– Ну… пока еще довольно белое.

– Ладно.

Убедившись, что Нянюшка Ягг уже точно не смотрит, Матушка позволила себе слегка вздрогнуть.

Она глядела на волка, гадая, что может для него сделать. Нормальный волк не вошел бы в хижину, даже если сумел бы открыть дверь. Волки вообще не подходят к людскому жилью, если только их не целая стая, а на дворе не конец особо лютой зимы. И дело не в том, что они большие, злые и страшные, а в том, что они волки.

А этот волк пытался вести себя как человек.

Возможно, это неизлечимо.

– Вот твое молочко, – сказала Нянюшка Ягг.

Матушка протянула руку и взяла кувшин не глядя.

– Кто-то заставил этого волка считать себя человеком, – сказала она. – Его заставили считать себя человеком и больше о нем не вспоминали. Это случилось несколько лет назад.

– Как ты узнала?

– У меня… его воспоминания, – сказала Матушка. «А еще инстинкты», – подумала она. Теперь пройдет несколько дней, прежде чем ее покинет желание гоняться за санями по снегу.

– Ого.

– Он завис между двумя видами. У себя в голове.

– Можем мы ему помочь? – спросила Нянюшка.