Ведьмы за границей

Маграт много лет проучилась у Матушки Ветровоск, прежде чем усвоила, что простой кухонный нож для хлеба лучше, чем изукрашенный ритуальный кинжал. Он может резать все то же, что ритуальный, и еще хлеб в придачу.

Во всякой уважающей себя кухне есть один старинный нож с истертой рукоятью и кривым, как банан, лезвием, такой поразительно острый, что совать руку в буфет в темноте – все равно что ловить яблоки из бочки с пираньями.

Маграт такой носила на поясе. Сейчас она висела в десяти метрах над землей, одной рукой держась за метлу, а другой за водосточную трубу, а ногами болтая в воздухе. Казалось, что проникать в дома легко, если у тебя есть метла. Оказалось, что казалось.

В итоге она сумела обхватить трубу обеими ногами и крепко ухватиться за очень кстати подвернувшуюся гаргулью. Она втиснула нож между оконными рамами и откинула щеколду. Еще немного покряхтев, она забралась внутрь, прижалась к стене и перевела дух. Перед глазами у нее плясали синие огоньки – точь-в-точь как фейерверки, взрывавшие ночь снаружи.

Матушка несколько раз спросила, точно ли она готова это сделать. И с удивлением Маграт поняла, что точно готова. Даже если женщины-змеи уже бродят по дому. Быть ведьмой – значит отправляться в места, в которые тебе не хочется.

Она открыла глаза.

Посреди комнаты высилось платье, надетое на манекен.

Над Орлеей взорвалась Клатчская Свеча. Зеленые и красные звезды расцвели на бархатном мраке неба и осветили жемчуга и шелка, представшие перед Маграт.

Самое прекрасное платье, какое она только видела.

С пересохшим горлом она осторожно двинулась вперед.

Над болотом клубился теплый туман.

Госпожа Гоголь помешивала в котле.

– Что они делают? – спросил Суббота.

– Прерывают сказку, – сказала она. – А может… и нет…

Она встала.

– Так или иначе, пришло наше время. Пойдем на поляну.

Она взглянула в лицо Субботе.

– Ты боишься?

– Я… знаю, что будет дальше, – сказал зомби. – Даже если мы победим.

– Мы оба знаем. Но у нас было двенадцать лет.

– Да. Двенадцать лет.

– А Элла будет править городом.

– Да.

В сарае Нянюшка Ягг с конюхами уже поладили, пользуясь ее терминологией, как ром и баба.

Младший лакей вяло улыбнулся стене и повалился ничком.

– Вот молодежь пошла, – сказал главный конюх, вылавливая свой парик из кружки. – Совсем пить не умеет. Унесло с рюмб… ромб… с вот столечко…

– Еще на волосочек вам налить, сударь Тревис? – сказала Нянюшка, наполняя кружку. – Или на аллигаторову чешуйку, или как у вас тут в заграницах говорят?

– Кажись, – сказал старший лакей, – нам надо было кар… арету подготовить, нет?

– Кажись, у вас есть время еще на одну, – сказала Нянюшка Ягг.

– Оч’ щедро с ваш’стрны, – сказал конюх. – Оч’ щедро. Вот гл’жу я на вас, гооо-госпожа Ггг…

Маграт всегда мечтала о таком платье. В глубине души, короткими ночными часами она танцевала в нем с принцами. Не скромными трудолюбивыми принцами, вроде Веренса, а настоящими, с хрустально-голубыми глазами и белыми зубами. А она была бы одета в такое платье. И оно было бы ей впору.

Она любовалась на рукава с рюшами, на вышитый лиф, на тонкое белое кружево. Это платье было совсем не из того мира, что ее… ну… Нянюшка Ягг все зовет их «магратки», но вообще-то это очень практичные штаны.

Как будто так важно быть практичным.

Она глазела очень долго.

Слезы лились по ее лицу, меняя цвет от сполохов фейерверков. А затем она достала нож и начала резать платье в клочья.

Голова главного конюха мягко упала на его бутерброды.

Нянюшка Ягг встала, слегка пошатываясь. Парик младшего лакея она подложила ему под голову, потому что женщиной она была доброй. Затем она вышла в ночь.

Возле стены шевельнулся силуэт.

– Маграт? – прошипела Нянюшка.

– Нянюшка?

– Разобралась с платьем?

– А вы разобрались с лакеями?

– Что ж, ладно, – сказала Матушка Ветровоск, выходя из тени. – Осталась только карета.

Она с драматичным видом подкралась к гаражу и открыла дверь. Та резко скрежетнула по булыжникам.

– Тс-с-с! – цыкнула Нянюшка.

На притолоке был огарок свечи и пара спичек. Маграт зажгла свечку.

Карета засверкала, как бальный шар.

Она была изысканно украшена, будто кто-то взял самую обыкновенную карету, а затем помешался на резьбе и позолоте.

Матушка Ветровоск обошла вокруг нее.

– Немного вычурно, – сказала она.

– Прямо жалко ломать такую, – вздохнула Нянюшка. Она закатала рукава, а затем, подумав, подоткнула края юбки в панталоны.

– Должен же тут быть какой-нибудь молоток, – сказала она, шаря по скамьям вдоль стен.

– Не надо! Это слишком шумно! – прошипела Маграт. – Погодите-ка минутку…

Она вытащила треклятую палочку из-за пояса, сжала покрепче и махнула в сторону кареты.

Взметнулся порыв ветра.

– Разрази меня гром, – сказала Нянюшка. – Никогда бы о таком не подумала.

На полу стояла огромная рыжая тыква.

– Ничего особенного, – сказала Маграт, сдержав гордость.

– Ха! Да уж, такая карета больше никогда не поедет, – сказала Нянюшка.

– Эй… а с лошадьми то же самое сделаешь? – предложила Матушка.

Маграт покачала головой:

– Эм-м, думаю, это слишком жестоко.

– Да. Ты права, – сказала Матушка. – Нельзя быть такой жестокой к глупым животным.