— Ну, не очень-то честными делами они занимались, понимаете? Старая Магдалка была ведьма, как ее здесь называли. Колдунья. И когда-то, говорят, якшалась с немцами, но ей за это ничего не было, да и потом она всегда выходила сухой из воды. Только, бывалоча, приедут за ней легавые, на пару дней заберут, а потом назад привозят, как будто она ни в чем не виноватая. А ведь она стольким людям навредила — и не сосчитать. Сказывали, был у нее сильный покровитель где-то в Градиште. Да и как иначе, если эти ее фокусы всякий раз сходили ей с рук? А может, на них закрывали глаза за то, что она стучала, ведь сколько всего она могла порассказать про местных — такого, чем люди сами не хвастают. Как бы то ни было, после революции, когда старуха уже померла, люди перестали бояться и оставшемуся семейству за все это сполна отплатили. Нечего и удивляться, что ее внуки убрались отсюда подальше.
Милош, подвинув свой стул ближе к Доре, опять наполнил ее стопку самогоном.
— Спасибо, мне хватит, — воспротивилась она, но окружающие только презрительно махнули рукой.
— Ничего, привыкнет, — бросила с кривой усмешкой одна из женщин, которая в самом начале представилась ей как Мария, жена Петера.
— А зачем вы их разыскиваете? Раньше, когда кто-то искал тут Магдалку, добром это никогда не кончалось, — искоса взглянула на Дору старшая из обитательниц дома, и ее невестки тоже смерили ее подозрительными взглядами.
— Из-за моей тети… Понимаете, они из-за чего-то рассорились. Фамилия тети была Сурменова, и она, как и я, тоже была из Житковой. Вам это ни о чем не говорит?
Женщина закрыла глаза, и на лице ее изобразилось раздумье.
— Уж не та ли это была проклятая, а? Толковали, будто Магдалка прокляла свою родню в Житковой, когда от них сбежала. Всех женщин, которые тоже могли стать колдуньями.
Ясное дело, хотела избавиться от конкуренток, гы-гы! — расхохоталась она, одновременно кивая Петеру, чтобы тот подлил ей самогону.
— Если это была она, то проклятие, думаю, еще действует. Имеет силу над всеми женщинами из этой семьи. Так что, коли вы ее из-за этого искали, то я вам, девочка, не завидую. Лучше бы вам еще раз как следует выпить, — посоветовала она и красноречивым жестом предложила Доре влить в себя содержимое стопки, которую та вертела в пальцах.
Дору настолько ошеломило это попадание в самое яблочко, что она машинально выполнила ее указание. Тонкий согревающий аромат разлился у нее в горле, постепенно перемещаясь к желудку. Петер сразу же снова наполнил ее стопку.
— Да ладно, не принимайте все это так близко к сердцу. Может, это одни пустые разговоры. И вообще, что кому на роду написано, то и сбудется, что толку из-за этого переживать. Только жизнь себе укоротите — разве не так?
И комната огласилась гомоном остальных членов семейства, которые принялись наперебой рассуждать о силе проклятий и способах, как отвратить их от себя.
— Надо в полнолуние произнести это проклятие с конца к началу, а потом точно так же «Отче наш», чтобы порча пала на того, кто ее навел.
— Да ведь эта Магдалка и так уже мертва!
— Ну, тогда ее проклятие перейдет на ее детей и детей их детей.
— Их кровь может одолеть его, если ею окропить могилу Магдалки!
— Не болтай! Разве кто из них согласится порезать себя над ее могилой?
— Надо выкупаться в настое шалфея, этого хватит.
Стопки при этом опорожнялись и вновь наполнялись с завидной регулярностью. Их донышки чем дальше, тем громче стучали по столу. Дора тоже задумчиво потягивала из своей.
Внезапно она ощутила, как сзади, пробравшись сквозь щель между выломанными перекладинами в спинке стула, к ней под блузку залезла рука Милоша. Она так испугалась, что разлила остаток самогона. Женщины, следившие за каждым ее движением, покатились со смеху. Их заразительный хохот передался остальным, и вот уже смеялись все: мать семейства, мужчины и даже дети с глуповатыми мордашками, занятые какой-то игрой на полу.
Доре стало не по себе среди этих людей. Невзирая на их протесты, она резко встала и, бормоча слова прощания, направилась к выходу. Она чуть ли не рывком сняла с вешалки свое пальто и почувствовала себя лучше, только на улице, вдохнув свежего воздуха.
Не успела она дойти до калитки, как ее догнал Милош.
— Вы замуж за меня не хотите? — спросил он прерывающимся голосом, явно только что подкрепившись очередной стопкой самогона, капли которого еще блестели на его верхней губе. Видимо, за короткое время после ее ухода семья успела убедить его, что проклятие — еще не чума, подбодрила глотком спиртного и послала попытать счастья.
— Пожалуй, нет. Спасибо за предложение, — ответила Дора, растерявшись, а из глубины дома вновь донесся этот ужасный смех.
Она даже не взглянула больше в том направлении — так хотелось ей поскорее уйти подальше отсюда, прочь с глаз членов этой странноватой семейки. Было что-то дурное, что-то дикое в том, как они вели себя и как все походили друг на друга. Мужчины, женщины, дети… Дора быстро захлопнула за собой калитку и помчалась вниз под гору, назад, на чешскую сторону.
ЯНИГЕНА