Ведуньи из Житковой

До этого момента Дора даже не подозревала, что ее самое это так тяготит. Все заглушала забота о Якубеке. Но теперь это внезапно вырвалось наружу: облекаясь в слова, ее желания приобретали наконец четкие контуры. Что, если им перестать скрываться? Перестать лицемерить? Просто пожить вместе?

В ответ Янигена только повторяла:

— Нет, ты же знаешь, о нас никто не должен догадаться! Скажи, что знаешь!

Ее голос дрожал от волнения.

— Ну а как жить дальше? Вечно вот так? Ты хочешь до конца жизни выносить судно за паралитиком, которого ты никогда не любила? Лишь бы люди чего не подумали?

Янигена хлопнула ладонью по столешнице.

— Хватит! Прекрати, слышишь? — закричала она. — Тебе хорошо говорить! Ты в воскресенье уедешь, у тебя есть второй дом, а мне — мне нигде не спрятаться! Ведь на меня тут будут смотреть как на животное, будут в меня плевать! Собственные дети от меня откажутся…

Янигена представила себе это так наглядно, что слова вдруг застряли у нее в горле. Дора почувствовала, что зашла слишком далеко. Внезапно ее охватил страх. Она сама не знала, чего боялась, но понимала, что в ней вдруг проснулось нечто такое, что она уже не сможет в себе задушить и что не позволит ей жить так, как раньше.

Они сидели друг против друга: Янигена — обхватив голову руками, а Дора — молча уставившись в столешницу. Тянулись томительные минуты. Может быть, они просидели бы так до утра, если бы огонь в печи не начал затухать. Дора встала и подбросила в пламя поленьев. Когда она шла назад к столу, Янигена схватила ее за руку и притянула к себе. Дора села ей на колени.

— Я не могу его бросить. Это исключено, — тихо сказала Янигена, прижимаясь головой к Дориной ночной сорочке. — Я была бы последней дрянью! После стольких лет… Временами мне дома так противно, что я не в силах там оставаться, но уйти насовсем — нет. Кстати, в отличие от него, я еще могу делать что хочу… ну и вдобавок дети…

Дора молчала. У нее в горле как будто трепыхалась бабочка, щекоча своими крылышками, покрытыми цветной пыльцой, и не давая ей даже сглотнуть — не то что ответить.

— Но я не знаю, что буду делать, если кончится это… между нами… Когда-то я страшно хотела ничего больше к тебе не чувствовать… или чтобы тебя вообще не было… а в последнее время все изменилось, — вполголоса добавила Янигена.

Дору залила волна небывалого счастья. Она словно погрузилась куда-то очень глубоко, в полное покоя и тепла безвоздушное пространство, ощущая себя плодом в безопасной материнской утробе. Она прильнула к Янигене, обхватила ладонями ее голову и повернула к себе.

— Вот же дерьмовая жизнь! — шепотом выругалась Янигена, крепко сжимая веки, чтобы сдержать слезы. Дора ощущала ее бьющееся сердце. Она подняла руку и, успокаивая, принялась нежно гладить Янигену по вискам, ероша ее густые, местами уже тронутые сединой волосы, что падали ей на лицо и никак не хотели держаться за ушами. На лбу, который обычно прикрывали пряди небрежной челки, Дорина ладонь наткнулась на загрубевшую кожу родимого пятна.

Так вот у кого она его видела, вспомнила Дора, прежде чем Янигена нашла ее губы.

ЧАСТЬ V

ИНДРЖИХ ШВАНЦ

Этого момента Дора ждала несколько лет, и особенно напряженно — в последние месяцы, пока вопрос обсуждали в правительстве. Наконец решение было принято и вступило в силу. В клаузулу о рассекречивании личных дел штатных и внештатных сотрудников госбезопасности была внесена поправка, и теперь с ними мог ознакомиться любой.

Дора готова была поклясться, что первой подала такое заявление: на следующий же день после принятия поправки она затребовала личное дело агента Индржиха Шванца.

Ответ заставил себя ждать куда дольше обещанных девяноста дней. Только через пять месяцев она получила по электронной почте сообщение, что ей можно приехать.

Архив находился неподалеку от Брно, посреди леса. Им с Ленкой Павликовой пришлось возвращаться, поскольку поначалу они попросту не заметили маленькую табличку с указателем.

С тех пор как Дора узнала о существовании Шванца, прошло немало лет. И за все это время она так и не сумела до конца сорвать завесу тайны с этого человека, на чьей совести были судьбы их всех: Сурмены, самой Доры и Якубека. Скупых сведений, которые Дора собрала о нем, было все еще недостаточно для того, чтобы у нее сложилась цельная картина его жизни. Чтобы она смогла понять его.

Дора не задумывалась над тем, что произойдет, когда она узнает о нем всё. Может быть, она надеялась, что ей будет легче, после того как ее перестанет глодать неутоленное любопытство?

В тот июльский день она наконец всё узнала.

* * *

Том с его делом был более чем вдвое тоньше Сурмениного. Подшивка скопированных документов, в которых настоящие имена других лиц были аккуратно замазаны черным, насчитывала едва ли сотню листов. Дору это удивило. Она ждала большего. Ожидала увидеть кипы страниц, десятки фамилий, предвкушала фейерверк по случаю раскрытия заговора. Она рвалась в бой! Между тем вместо неприятельской армии перед ней была горстка растерявшихся солдатиков.